Гетман ходкевич смутное время. Публикации

Пожарский предпочел бы остаться в Ярославле еще дольше, потому что в это время начали приниматься меры по избранию нового царя, однако пришли известия, что к Москве из Смоленска движется польская армия под командованием гетмана Яна Ходкевича. Пожарский поднял свое войско, чтобы перехватить противника прежде, чем он успеет добраться до Кремля.Приблизившись к Москве, армия Пожарского встала на некотором расстоянии от казачьих войск, несмотря на то, что теоретически они являлись союзниками в войне против поляков. Появление народного ополчения князя Пожарского привело к расколу в лагере «союзников», войска которых состояли как из казаков, так и из оставивших город москвичей. Часть казаков и москвичей оставила лагерь, чтобы присоединиться к армии Пожарского, но другие казаки во главе с Заруцким ушли на юг. Еще одна часть казачьей армии - вероятно, несколько тысяч человек - не смогла решить, чью сторону принять, и расположилась лагерем к югу от Москвы-реки.

Когда основные силы ополчения приблизились к городу, князь Пожарский выделил отряд элитной конницы под командованием князя Василия Туренина, приказав ему выдвинуться вперед и прикрыть западные подступы к Москве. От бегущих из Москвы горожан Пожарский знал, что польский гарнизон больше не является военной силой - поляки голодали и, по слухам, были даже случаи людоедства. Они еще могли удерживать Кремль и Китай-город, но два внешних кольца стен оставались без защиты. Поэтому авангард Пожарского смог без особых усилий закрепиться в Чертольских воротах на руинах внешнего города. 11 августа главные силы ополчения подошли к стенам Москвы. Большая часть войска Пожарского собралась на участке между Арбатскими и Чертольскими воротами, в то время как другие отряды были разосланы, чтобы взять под охрану другие главные городские ворота. Стрельцы заняли позиции вдоль стен, а между позициями осаждающих и Кремлем была возведена импровизированная линия палисадов, на случай если гарнизон решит предпринять вылазку. Польская армия Ходкевича достигла города 21 августа, но отложила попытку прорваться к гарнизону до следующего утра. Затем, когда польский авангард переправился через Москву-реку, его встретили тысячи русских всадников, двигавшихся от Арбатских и Чертольских ворот. В районе Новодевичьего монастыря разгорелась ожесточенная кавалерийская схватка, продолжавшаяся в течение нескольких часов. Хотя русским войскам удалось нанести врагу большой урон, их все-таки оттеснили назад, что стало сигналом для общего наступления поляков.

После нескольких часов кровопролитных боев полякам удалось ворваться во внешний город, где они оказались втянуты в ожесточенную рукопашную схватку с русскими войсками, которые закрепились в руинах города на баррикадах и импровизированных укреплениях. Когда бой был в самом разгаре,польский гарнизон предпринял попытку прорыва, но русские удержали внутреннюю линию. Хотя поляки и несли тяжелые потери, они все же начали теснить русских по лежащим в руинах улицам. Переломный момент сражения наступил в начале вечера, когда ранее находившиеся в бездействии казачьи отряды Афанасия Коломны, Дружины Романова, Филата Можанова и Макара Козлова перешла вброд Москву-реку в районе Чертольских ворот и врезалась в польский правый фланг. Гетман Ходкевич отдал приказ об общем отступлении, и польская армия ушла мимо Новодевичьего монастыря на другую сторону Москвы-реки.

Ночью польские войска отошли к Донскому монастырю, где перегруппировались, подготовившись к новому сражению. На следующее утро, 23 августа, поляки вновь атаковали, на этот раз с юга. Части, выделенные для охраны южных ворот, удержали их, в то время как главные силы перешли реку и развернулись южнее Кремля. Бой в этот день по существу стал повторением первого, хотя часть казаков участвовала в сражении с самого начала. В условиях пересеченной местности разрушенного города поляки не могли добиться успеха и, в конечном счете, были вынуждены отступить. На следующий день они предприняли еще одно, последнее, наступление, в ходе которого продвинулись ближе всего к Кремлю и почти добрались до моста в Замоскворечье, прежде чем были отброшены назад.После того как 24 августа войска Ходкевича были разгромлены, гетману пришлось оставить попытки помочь гарнизону и начать долгое и трудное отступление на территорию Польши. Тем не менее гарнизон продержался еще несколько месяцев и сложил оружие только 26 октября. На следующий день лидеры народного ополчения, в том числе Кузьма Минин и князь Пожарский, праздновали освобождение Москвы на Красной площади перед стенами Кремля.

После того как поляки отняли у русских часть Белого города, несколько времени с русской стороны не было покушений. Неурядица сильнее терзала русское войско: табор редел; недовольные казацким управлением земские люди уходили толпами. Но как ни велико было у русских расстройство, переходов на польскую сторону не было. Беглецы из табора составляли шайки и нападали не на своих недругов русских, а на поляков, шатавшихся по околицам, наскакивали на них из лесов и оврагов Весть о том, что скоро придет новая сила на помощь к осажденным в Москве, вызывала такой образ войны: нужно было не допустить к столице и свежих сил, и продовольствия. Такие шайки получили в то время название шишей, конечно, насмешливое прозвище, но оно скоро стало повсеместным и честным. Люди всякого звания, дворяне, дети боярские, не находившие себе места в таборе под Москвой, посадские крестьяне, лишенные крова, шли в эти шайки и скитались по лесам, претерпевая всяческие лишения и выжидая неприятеля.

Между тем, по близким и далеким краям русского мира пронеслось известие о плачевной смерти Ляпунова, опечалило всю земщину, вооружило многих против казаков, но не привело в отчаяние. В Нижнем Новгороде, в Казани, на Поволжье укреплялись крестным целованием на единодушную борьбу против поляков. Из Казани писали в Пермь, что, услышав, как казаки убили промышленника и поборателя по Христовой вере, Прокопия Петровича Ляпунова, митрополит и все люди Казанского государства с татарами, чувашами, черемисами, вотяками, в согласии с Нижним Новгородом, с поволжскими городами, постановили: стоять за Московское и Казанское государства, друг друга не грабить, не переменять воевод, дьяков и приказных людей, не принимать новых, если им назначат, не впускать к себе казаков, выбирать государя всей землей российской державы и не признавать государем того, кого выберут одни казаки. Таким образом, казачество, хоть и уничтожило главного своего противника, но не в силах было захватить господства на Руси; против него тотчас же становилась грудью вся сила русской земщины .

Само казачество, как ни было враждебно к земщине, не переставало давать чувствовать свою вражду полякам. После того, как поляки отправили посольство к королю, 23-го сентября, казаки, в восточной стороне Белого города, пустили в Китай-город гранаты; при сильном ветре сделался пожар и распространился с такой быстротой, что не было возможности тушить его. Поляки поспешили перебраться в Кремль. Многое из их пожитков не могло быть спасено и перевезено, и сгорело, а между тем друг у друга они похищали добро. Этот пожар если не передал Китай-города русским, все-таки сильно стеснил их врагов. Они не могли жить в Китай-городе, хоть и владели пространством его; но кроме каменных стен, да лавок, да церквей – все там превратилось в пепел. В Кремле пришлось полякам жить в большей тесноте; вдобавок, их обеспокоило такое происшествие: когда они разместились в Кремле, за недостатком жилищ, некоторые думали жить в погребах, и человек восемнадцать заняли какой-то погреб, а в нем прежде был порох и никто его не выметал с тех пор. Ротмистр Рудницкий стал осматривать свое новое жилище, а слуга нес свечу: искра упала, погреб подняло на воздух, и люди пропали. После того никто не осмеливался жить в погребах и разводить там огонь.

В начале октября Ходкевич, приближаясь к Москве, отправил вперед Вонсовича с 50-ю казаками известить Гонсевского. Но все окрестности столицы, кругом верст на 50, были наполнены бродячими шайками шишей. Они напали на отряд Вонсовича, рассеяли его, многих побили. Сам Вонсович чуть спасся. Однако он известил осажденных земляков, что к ним идет на выручку литовский гетман. Навстречу ему послали ротмистра Маекевича с отрядом. Шиши напали на него среди бела дня и разграбили. Маскевич рассказывает, что, оберегая свои драгоценности, доставшиеся ему по дележу из московской казны, он сложил богатые персидские ткани, собольи и лисьи меха, серебро, платье в кошель для овса и привязал его на спину коня, на котором сидел его пахолок и неотступно следовал за своим паном. Шиши отняли этот кошель, да еще вдобавок увели у Маекевича четырнадцать лошадей; из них одни были строевые, а другие запрягались в возы; за каждым шляхтичем в походе всегда шло несколько возов с его пожитками, которые прибавлялись грабежом. "Все досталось шишам, и остался я, – говорит Маскевич, – с рыжею кобылою да с чалым мерином". В Кремле, куда он воротился, его ожидало новое горе. Его пахолок украл у него ларец, где сложена была другая половина его драгоценностей, и ушел служить русским. Так-то легко улетало от поляков добытое в опустошенной Московской земле.

Гетман Ян Кароль Ходкевич

Ходкевич подошел к Москве 4-го октября и стал у Андроньева монастыря станом. Радость, которую предощущал гарнизон, думавший видеть сильную помощь, внезапно пропала, когда поляки узнали, с какими малыми силами пришел литовский гетман. Возникли важные неудовольствия. Ходкевич, как славный полководец, посланный королем, стал наказывать за проступки, учиненные военными людьми. Он объявил, что не хочет держать под своей булавой разных негодяев и прогонял их из обоза. Это были преимущественно ливонские немцы. В отмщение они подстрекали против гетмана товарищей под самым чувствительным предлогом: "Ходкевич, прежде чем взыскивать и наказывать, – кричали они, – должен был бы привезти нам всем жалованье и запасы!" Вдобавок, полковник Струсь, родственник Якуба Потоцкого, соперника Ходкевича, доказывал, что Ходкевич – литовский гетман, а в Москве войско коронное, и потому он над ним не имеет права распоряжаться. От таких подущений все войско заволновалось. Стали составлять конфедерацию. Ходкевич, чтобы занять войско, объявил, что идет на неприятеля. У поляков случалось, что между собой они не ладят, а как нужда явится идти на неприятеля, то оставляют свои недоразумения и идут на общего всем им врага. И теперь они повиновались. 10-го октября Ходкевич поручил левое крыло Радзивиллу, а правое Станиславу Конецпольскому, сам принял начальство над срединою, и двинулся на неприятеля. В задней стороне у него были сапежинцы. Русские вышли против него, но, побившись немного, ушли за развалины печей домов и оттуда стали стрелять в неприятеля. У Ходкевича войско было конное, негде было развернуться лошадям; когда оно бросилось было на русских, те выскакивали из-за печей, поражали поляков и литовцев выстрелами, а сами тотчас опять укрывались за развалинами. Ходкевич отступил. Русские считали за собой победу. Гетман стал обозом там, где стояли сапежинцы, на западной стороне, между городом и Девичьим монастырем.

Было еще несколько незначительных стычек, неудачных для поляков. Наконец, перестали сходиться. Казаки в своих таборах не тревожили Ходкевича, а Ходкевич не трогал казаков. Так прошел почти месяц. Гетман стоял с войском своим лагерем у Красного села. У него шли переговоры с гарнизоном. Показав сначала начальническую строгость, Ходкевич должен был сделаться мягче. Жолнеры начали требовать, чтобы их переменили. "Вот, пришло новое войско, – представляли они, – пусть же оно займет столицу, а нас следует выпустить. Мы уже и так стоим в чужой земле больше года, теряем жизнь и здоровье, терпим голод. Мешок ржи стоит дороже мешка перцу; голодные лошади прогрызают дерево, а искать травы для них приходится за неприятельским обозом, да притом теперь осень, и травы нигде не найдешь! Москва хватает у нас беспрестанно челядь; а главное – не платят нам жалованья; мы служим даром. Возьми, пан гетман, Москву на себя, а нас отпусти". Ходкевич доказывал им, что честь воина, долг верности своему государю и слава требуют, чтобы те, которые начали дело, довели его до конца. "Подождите, пока сейм в Польше окончится, – говорил он: – король с королевичем скоро к вам прибудут". Жолнеры этим не успокаивались. Много дней прошло в спорах. Гетман наконец порешил так: те, которые не захотят оставаться в стенах Москвы, за недостатком припасов для многолюдного гарнизона, пусть выступают из столицы вместе с ним собирать запасы по Московскому государству, а те, которые пожелают остаться в Москве, получат за это сверх жалованья обыкновенного, еще прибавочное, за стенную службу, товарищам по 20 злотых, а пахолкам по 15 в месяц. Но это было только на словах: на самом деле выплатить жалованье было нелегко; для этого нужно было, по определению сейма, собрать в польском государстве деньги; а польское королевство не считало тогда законным принимать на себя издержки по московскому делу. В Польше было тогда такое общее мнение, что издержки для войска, занявшего Москву, должны выплачиваться из московской казны, а не из польской; но из московской казны уже нельзя было вытянуть наличных денег. Жолнерам ждать надоело, и они указывали на последнее средство, – на сокровища царские. "У бояр в царской казне, – говорили поляки, – много богатых одежд, золотой и серебряной посуды, дорогие столы и стулья, золотые обои, вышитые ковры, кучи жемчугу". Их соблазняли и дорогие ковчеги с мощами. "Они, – говорит один из них, – хранятся под сводом, длиною сажен в пять, и сложены в шкафы, занимающие три стены от пола до потолка, с золотыми ящиками, а на концах под ними надписи: какие мощи положены, да еще есть особо таких же два шкафа с золотыми ящиками". Этого добивались поляки. Но бояре упорно стояли не только за ящики со святыней, не хотели даже отдавать царских одежд и утвари, говорили, что они не смеют этого тронуть до приезда королевича, что эти вещи необходимы для торжества царского венчания. Бояре согласились дать им кое-что в залог, с обещанием в скором времени выкупить, выплатив деньгами, но и то – определили на это такие вещи, которые принадлежали царям, не оставившим воспоминания о своей законности; то были две царские короны – одна Годунова, другая названного Димитрия, – богатое, осыпанное дорогими каменьями гусарское седло последнего, царский посох из единорога, осыпанный бриллиантами, да еще два или три единорога. Это несколько успокоило на время жолнеров. Тысячи три их осталось в городе с Гонсевским. Лошадей своих они передали товарищам, которые предпочли ходить за продовольствием по Московской земле. Приманкой для тех, которые решились еще терпеть тяжелую службу в Москве, была надежда – в крайности расхватать царские сокровища. Кроме товарищей, оставлено было в городе челяди гораздо более, чем самих товарищей; да и те, которые пошли на поиски, оставили слуг в Кремле с имуществами, а сами отправились налегке, надеясь скоро вернуться. В заключение, все объявили гетману, что они соглашаются служить только до 6-го января 1612 года, и если король не переменит их свежим войском, они будут считать себя уволенными и вправе уйти в отечество.

28-го октября гетман попрощался с оставшимися и двинулся к Рогачеву. Путь его был не легок; сделался падеж на лошадей, осталось у него не более 1.500 конных, которые терпели от грязи, осенней мокроты, недостатка в пище, в одежде. Случалось, что обозовые должны были на грязной дороге покидать возы с имуществом, потому что нечем было вытаскивать их из грязи. Если бы, – говорили современники, – неприятель догадался и напал на них, то не только разбил, живьем бы всех забрал. Где было сто лошадей, там остался какой-нибудь десяток. Сапежинцы особо пошли к Волге – собирать запасы и доставлять гетману, а тот должен был отправлять их в Москву. Польский современник рассказывает, что когда поляки подошли к Волге, то русские бросали в Волгу восковые свечи, чтобы река не замерзла; но поляки накидали соломы и полили водой: она затвердела, и они переправились. Теперь уже нельзя было полякам разгуливать по Руси, как прежде. Толпы шишей везде провожали их и встречали, отнимали награбленное и не допускали до грабежа. Так, 19-го декабря из отряда пошедших к Волге Каминский хотел было напасть на Суздаль: шиши отбили его. Другой отряд под начальством Зезулинского 22-го ноября был разбит наголову под Ростовом; сам предводитель попал в плен. От этого сбор запасов не мог идти скоро, а в Кремле, между тем, стала уже большая дороговизна: кусок конины в четверть лошади, чем должны были по необходимости кормиться, стоил месячного жалованья товарищей – 20 злотых, полт солонины 30 злотых, четверть ржи 50 злотых, кварта плохой водки 12 злотых. По 15 грошей продавали сороку или ворону, а по 10 грошей воробья. Уже были примеры, что жолнеры падаль ели. Гетман не мог отправить им запасов ранее 18-го декабря. Отряду в семьсот человек, который повез в Москву эти запасы, на каждом шагу приходилось отбиваться от шишей, которые отнимали возы. Маскевич, бывший в этом отряде, говорит, что он один потерял пять возов. Вдобавок настали жестокие морозы. До 300 человек, а по другому известию до 500, замерзли в дороге. Из них были поляки и русские, служившие полякам; многие отморозили себе руки и ноги. Сам предводитель приморозил себе пальцы на руках и на ногах. "Бумаги не стало бы, – говорит современный дневник польский, – если бы начать описывать бедствия, какие мы тогда перетерпели. Нельзя было разводить огня, нельзя было на минуту остановиться – тотчас откуда ни возьмутся шиши; как только роща, так и осыпят нас они. Сильный мороз не давал брать в руки оружия. Шиши отнимали запасы и быстро исчезали. И вышло то, что, награбивши много, поляки привезли в столицу очень мало".

Наступил срок, по который они обещались служить. Со стороны короля не видно было сильных мер к окончанию дела. Жолнеры под Рогачевом стали составлять конфедерацию. В военных правах того времени это были узаконенное общим мнением заговоры против правительства; недовольные неуплатой жалованья отрекались от повиновения установленному начальству, сами выбирали других начальников, сами произвольно приискивали средства вознаградить себя, нападали на королевские имения и сбирали с них доходы, при этом дозволяли себе насилия над жителями, и вообще становились вооруженной силой против закона и государственного порядка. Под начальством выбранных по своему желанию предводителей мятежные жолнеры самовольно двинулись к Москве для соединения и совещания с теми, которые сидели в осаде. На пути то и дело что беспокоили их шиши. Ходкевич шел за ними вслед. Они дошли до столицы. Здесь 14-го января, в согласии с сидевшими в Кремле, составилось генеральное коло. Образовалась окончательно конфедерация. Выбрали маршалом ее Иосифа Цеклинского. Стали сдавать покоренную столицу Ходкевичу. Литовский гетман отрекался и доказывал, что у него недостаточно войска для того, чтобы удержать Москву. Он не надеялся на скорую помощь от короля, хотя и манил ею других. Он рассчитывал, что неблагоразумно принимать на свою шею чужие ошибки. У поляков зачастую так делалось: заупрямятся, нашумят, наделают предположений, а потом поддадутся убеждениям и покорятся сильной воле. Так и теперь случилось. Ходкевич уговорил их подождать до 14-го, по другим – до 19-го марта; к этому времени он обещал непременно переменить их. Тем, которые согласились остаться в столице, Ходкевич обещал по 30 злотых. В это время сапежинцы подвезли запасов кремлевскому гарнизону. Это содействовало успокоению. Часть войска осталась в Кремле и Китай-городе; к ней пристал отряд сапежинцев под начальством Стравинского и Буджила; другая пошла сбирать запасы по Московской земле. Струсь и князь Корецкий ушли в отечество.

Конфедерация не распустилась. Конфедераты в своем новосоставленном порядке пошли разом с Ходкевичем сбирать запасы, но отдельно от него. Гетман, оставив столицу 31-го января , стал в селе Федоровском, недалеко от Волока-Ламского. Конфедераты стали от него верстах в пятидесяти, между Старицей, Погорелым Городищем и Волоком: все эти юрода находились во власти у русских. Поляки за продовольствием выходили из своих станов отрядами и нападали на русские селения, но снега в тот год были так велики, что люди с лошадьми проваливались; полякам приходилось, идя конницей, впереди себя приказывать расчищать дорогу, а шиши то и дело нападали на них со всех сторон, отнимали возы и людям наносили удары, быстро исчезали, потом, когда нужно, опять появлялись. В деревне Родне, – говорит Маскевич, очевидец и участник событий, – нашли поляки у крестьян белую, очень вкусную капусту, квашеную с анисом и кишнецом. Эта деревня была дворцовая и обязана была доставлять ко двору капусту. Поляки принялись есть капусту и забыли поставить сторожу: вдруг набежали на деревню шиши, – одни верхом, другие на лыжах. Поляки не успели ни оседлать лошадей, ни взять оружия, которое развесили по избам, и не только не удалось им полакомиться вдоволь капустой, но они покинули лошадей, оружие и все свое имущество и разбежались во все стороны, спотыкаясь по сугробам. "Я, – говорит Маскевич, – тогда потерял все свои сундуки и лошадей, и сам едва успел убежать на кляче" . Другой раз вел ротмистр Бобовский в стан к гетману отряд и уже был недалеко от стана; вдруг окружили его шиши. Успели было дать знать Ходкевичу, но гетман не мог скоро подать им помощи за снегами: весь почти отряд Бобовского пропал, и сам предводитель чуть улепетнул.

Так проводили поляки конец зимы. Наступало 14-е марта, Ходкевич получил письмо от короля. Сигизмунд извещал, что скоро прибудет с сыном. Сообщили гетману, что на помощь его изнуренному войску прибыл в Смоленск тысячный отряд. Гетман передал эти утешительные вести конфедератам. Но они не удовлетворили конфедератов, которые все более и более терпели от шишей. Цеклинский послал съестных припасов в Москву под начальством Косцюшкевича. Путь их лежал мимо стана гетманского. Послали к гетману депутацию с требованием, чтобы гетман, сообразно своему обещанию, в назначенный срок переменил московский гарнизон, а им дал людей до Москвы. Гетман просил обождать до тех пор, пока не воротится челядь из-за Волги и не прибудет из Смоленска отряд, который должен переменить стоящих в Москве. Конфедераты на это не согласились и решились продолжать свой путь. Но только что они двинулись далее, на них со всех сторон посыпались шиши; с поляками были русские: они тотчас передались своим землякам-шишам и загородили полякам путь их же повозками, которые везли. Дорога была узкая, снега глубокие. Кто только решался поворотить в сторону, тот с конем – в снег. Шиши разорвали отряд конфедератов: из последних некоторые воротились и пристали к гетману, другие бросились к Можайску, третьи поворотили лошадей не к русской столице, а к литовским пределам. Одна бежавшая толпа, страшась заблудиться, наняла в проводники русского крестьянина: тот нарочно повел поляков на Волок, чтобы отдать в руки землякам, которые сидели в этом городе. На счастье полякам встретился с ними ротмистр Руцкий, проезжавший к гетману от московского гарнизона. Он разъяснил им ошибку, и крестьянину отрубили голову . Те жолнеры, которые воротились в отечество, вознаграждали свои потери, понесенные от московских шишей, грабежом королевских и духовных имений и оправдывали свои поступки тем, что они этим способом получали следуемое им жалованье.

Гетман, простояв зиму в селе Федоровском, весной перешел к Можайску. Его войско должно было усилиться отрядом Струся, который снова возвращался на войну в Московское государство, побуждаемый своим родственником, Якубом Потоцким, с надеждой приобрести главное начальство над войском. Струсь прибыл в Смоленск и стал выходить из него по дороге к Москве, как на Днепре со всех сторон посыпали на него шиши, отняли багаж, много жолнеров перебили и с самого Струся сорвали ферезею. Он воротился в Смоленск и там оставался до времени. Эти события показывают, как сильно возбужден был народ.

Московское государство, между тем, по-видимому, все более и более разлагалось. На север, вслед за Новгородом, сдались шведам новгородские пригороды: Яма, Копорье, Ладога, Тихвин, Руса, Порхов. Торопец прислал к Делагарди дворян и купцов с изъявлением подданства от города и уезда. Устюг, с уездом, отвечал на окружное послание Делагарди, что ожидает прибытия обещанного шведского королевича и признает его царем, когда онприедет. Противодействие шведской власти прорывалось в северных землях, но от разбойничьих казацких шаек, а не от земщины. Запорожские казаки с туземными сорвиголовами под предводительством какого-то Алексея Михайловича под Старой Русой рассеяли шведский отряд и взяли его в плен. На них отправился Эдуард Горн с большой силой и сначала разбил казацкий отряд Андрея Наливайка, потом напал на Алексея Михайловича и после кровопролитной схватки взял в плен его самого. Это поражение заставило казаков покинуть Новгородскую землю, покоренную шведами. В Пскове засел "вор", назвавший себя Димитрием: сторона его возрастала. Казацкий гетман Герасим Попов, посланный из Пскова под Москву, сделал там свое дело: казаки, стоявшие под столицей, признали Димитрием псковского "вора". Дворяне и дети боярские противились; дошло до кровавой свалки; дворяне и дети боярские, разбитые, бежали. Подмосковный стан еще более прежнего обезлюдел. Сам Заруцкий пристал к воле казаков и вместе с ними провозгласил нового Димитрия царем. И князь Димитрий Тимофеевич, угождая казакам, также признал его, из желания удержать влияние на дело, в надежде скорого поворота. Так неожиданно и сильно возрастало дело псковского Димитрия; но в то же время ему явился соперником еще другой Димитрий, провозглашенный в Астрахани, и к нему склонялось Нижнее Поволжье. Вообще, украинные города и Северская земля повиновались Заруцкому, и в его ополчение прибывали из Каширы, Тулы, Калуги и других городов; северское ополчение было под начальством Беззубцова и также осенью шло на помощь к Заруцкому. Но в этих странах шатались шайки всякого сброда и дрались между собой. В крае, прилежащем к столице, бродили польские шайки; особенно свирепствовали сапежинцы. Злодейства их были ужаснее зимой, чем летом. Толпы народа из сожженных жолнерами сел и деревень замерзали по полям. Троицкие монастырские приставы ездили по окрестностям, подбирали мертвецов и везли их в обитель. Там неутомимый Дионисий приказывал их одевать и хоронить прилично. "Мы сами, – говорит очевидец, составитель Дионисиева жития, – с братом Симоном погребли четыре тысячи мертвецов; кроме того, по Дионисиеву велению, мы бродили по селениям и деревням и погребли по смете более трех тысяч в продолжение тридцати недель; а в монастыре весною не было ни одного дня, чтобы погребли одного, а всегда пять, шесть, а иногда и по десять тел сваливали в одну могилу".

К довершению бедствий тогда был неурожай, а за ним голод. "И было тогда, – говорит современное сказание , – такое лютое время Божия гнева, что люди не чаяли впредь спасения себе; чуть не вся земля Русская опустела; и прозвали старики наши это лютое время – лихолетье, потому что тогда была на Русскую землю такая беда, какой не бывало от начала мира: великий гнев Божий на людях, глады, трусы, моры, зябели на всякий плод земной; звери поедали живых людей, и люди людей ели; и пленение было великое людям! Жигимонт, польский король, велел все Московское государство предать огню и мечу и ниспровергнуть всю красоту благолепия земли Русской за то, что мы не хотели признать царем на Москве некрещеного сына его Владислава... Но Господь, – говорит то же сказание, – услышал молитву людей своих, возопивших к Нему великим гласом о еже избавитися им от лютых скорбей, и послал к ним ангела своего, да умирит всю землю и соймет тягость со всех людей своих"...

Сражение за Москву между русскими и польскими войсками возобновилось через день, 24 августа (3 сентября) 1612 года. 23 августа прошло без боя. Гетман Ходкевич провёл перегруппировку своих сил, перенес лагерь к Донскому монастырю, готовясь наступать теперь в Замоскворечье, на участке Трубецкого. Несмотря на серьёзные потери, гетман не терял надежды прорваться в Кремль. План польского военачальника заключался в следующем: начать наступление через Замоскворечье и одновременно вылазкой Струся из Кремля сковать действия ополчения Пожарского.

Польское командование отметило бездействие Трубецкого в день решающей битвы, а также сравнительную слабость русских укреплений на этом направлении. Тут дорогу через пожарище перекрывали два казачьих острожка. Один с внешней стороны - у Серпуховских ворот, возле церкви Св. Климента, другой - с внутренней, у церкви Св. Георгия. Ночью изменник дворянин Орлов, получивший от Сигизмунда III за донос на князя Пожарского документ на право владения его имением, провел 600 гайдуков с небольшим обозом через посты. Они незаметно прошли по правому берегу реки через государев сад, перебрались по бревенчатому Замоскворецкому мосту и пробрались в Кремль, передав продовольствие осажденным. На обратном пути гайдуки, воспользовавшись беспечностью казаков Трубецкого, захватили острожек и церковь Георгия и укрепились там.

Пожарский, видимо, догадываясь о планах противника, тоже перегруппировал силы. Он с Мининым и воеводами перешел к церкви Ильи Обыденного на Остоженке. Главные силы ополчения были переведены к берегу Москвы-реки, чтобы прикрывать прежнее направление и одновременно иметь возможность подать помощь за реку. Сюда же были оттянуты от Петровских, Тверских и Никитских ворот отряды Дмитриева и Лопаты-Пожарского. Примерно треть своего войска (пехоту, конницу и две пушки) Пожарский переправил на правый берег реки, чтобы стать на направлении вероятного наступления противника.

Оборонять Замоскворечье было значительно труднее, чем левобережье Москвы-реки. Вместо каменных стен Белого города здесь были лишь рвы и валы Деревянного города с остатками полусгоревшей и полуразрушенной деревянной стены да острожек на Пятницкой улице. Второй острожек в Ендове теперь находился в руках пана Неверовского. Кроме того, защитой ополченцам могли послужить ямы и развалины на месте выгоревших замоскворецких кварталов. В дополнение к этому казаками Трубецкого было вырыто много ям-окопов для стрелков. Зная, что у противника преобладает конница, князь Пожарский расположил своих стрельцов по рву Земляного города, где были поставлены две пушки. Отборные конные сотни были выдвинуты вперед за Земляной вал с задачей принять на себя первый удар войск гетмана. Трубецкой находился на берегу Москвы-реки (у Лужников). Его ополченцы занимали острожек у церкви святого Климента, на стыке Пятницкой и Ордынки, преграждая здесь путь к Кремлю. Часть казачьих войск была выдвинута вперед Земляного вала.

Гетман Ходкевич построил армию и собирался нанести главный удар со своего левого фланга. Левый фланг возглавил сам гетман. В центре наступала венгерская пехота, полк Неверовского и запорожские казаки Зборовского. Правый фланг состоял из 4 тыс. казаков под командой атамана Ширая. Как вспоминал позже князь Пожарский, войска гетмана шли «жестоким обычаем, надеясь на множество людей». То есть гетман повторил фронтальную атаку, не проявив тактической гибкости, надеясь прямой силой сломить сопротивление противника.

Решающее сражение

24 августа (3 сентября) 1612 года состоялось решающее сражение, которое определило весь исход Московской битвы. Длилось оно с рассвета до вечера и было крайне упорным и ожесточенным. Во многом оно повторяло битву 22 августа (1 сентября). Ходкевич, продолжая иметь значительный перевес в коннице, вновь применил массированный кавалерийский удар. Противника снова встретили конные сотни Пожарского. Обе стороны упорно сражались, не желая уступать.

От Донского монастыря Ходкевич направлял свежие подкрепления, пытаясь переломить сражение в свою пользу. В результате вскоре практически все силы Ходкевича были втянуты в сражение. Конные сотни Второго ополчения в течение пяти часов сдерживали наступление польской армии. Наконец, они не выдержали и подались назад. Некоторые русские сотни были «втоптаны» в землю. Отступление конных сотен было беспорядочным, дворяне вплавь пытались перебраться на другой берег. Князь Пожарский лично покинул свой штаб и попытался остановить бегство. Это не удалось, и вскоре вся конница ушла на другой берег Москвы-реки. Одновременно центру и правому флангу гетманской армии удалось оттеснить людей Трубецкого. Венгерская пехота прорвалась у Серпуховских ворот. Польские войска отбросили ополченцев и казаков к валу Земляного города.

Захватив инициативу в начале боя, гетман Ходкевич приказал своей наемной пехоте и спешившимся запорожцам начать штурм укреплений Земляного города. Здесь держали оборону ополченцы, ведя огонь из пушек, пищалей, луков, и вступая в рукопашные схватки. Одновременно польский главнокомандующий начал вводить в Москву обоз с продовольствием для осажденного гарнизона (400 возов). Несколько часов продолжался ожесточенный бой на валу, затем ополченцы не выдержали натиск противника и начали отступать. Гетман сам руководил этим наступлением. Современники вспоминали, что гетман «скачет по полку всюду, аки лев, рыкая на своих, повелевает крепце напрязати своё».

В стане русских возникло замешательство. Значительная часть оттесненных с валов Земляного города русских ополченцев закрепилась в развалинах сожженного города. Ратники укрепились как смогли и стали ждать дальнейшего наступления противника. Русская пехота, засев в ямах и городских развалинах, сумела замедлить наступление противника. Польские всадники среди развалин сожженного города не могли действовать с должной эффективностью. Воевода же Дмитрий Пожарский в ходе сражения спешил часть конников-ополченцев, благодаря чему создал в нужном месте перевес пехоты. Кроме того, маневренность польских войск сковывал огромный обоз, преждевременно введенный Ходкевичем на отвоеванную часть Замоскворечья.

Однако польские войска смогли добиться ещё одного успеха. Чтобы пробиться к Кремлю, гетману Ходкевичу нужно было взять казачий острожек у церкви святого Климента. Венгерская пехота и казаки Зборовского, которые теперь составляли авангард польской армии, от Серпуховских ворот прорвались в глубь Замоскворечья и захватили Климентьевский острог, перебили и разогнали всех его защитников. В захвате острога участвовал и гарнизон Кремля, который сделал вылазку для поддержки наступления. Таким образом, передовые отряды противника прорвались к самому Кремлю. Польский обоз с продовольствием дошел до церкви Екатерины и расположился в конце Ордынки. Однако, несмотря на успех во время первого этапа битвы, поляки не смогли закрепить свой успех. Войско Ходкевича было уже утомлено яростным сражением и утратило ударную мощь. Войска растянулись, действия сковывал большой обоз, ощущалась нехватка пехоты, которая была необходима для действий внутри большого города.

Тем временем казаки Трубецкого совершили удачную контратаку. Келарь Троице-Сергиевого монастыря Авраамий Палицын, пришедший с ополчением в Москву, отправился к казакам Трубецкого, отступавшим от острога, и обещал им выплатить жалование из монастырской казны. Как вспоминал Авраамий Палицын, казаки «убо которые от Климента святаго из острожка выбегли, и озревшися на острог святаго Климента, видеша на церкви литовские знамена… зелоумилишася и воздохнувше и прослезившеся к Богу, - мало бе их числом, - и тако возвращщеся и устремишася единодушно ко острогу приступили, и вземше его, литовских людей всех острию меча предаша и запасы их поимаша. Прочие же литовские люди устрашишася зело и вспять возвратишася: овии во град Москву, инии же к гетману своему; казаки же гоняще и побивающе их…».

Таким образом, казаки решительным приступом отбили Климентовский острожек. Бой за опорный пункт был кровопролитный. Обе стороны не брали пленных. Казаки мстили за своих убитых. В этой схватке противник потерял убитыми только 700 человек. Преследуя по Пятницкой улице уцелевших солдат Ходкевича, ополченцы и казаки с налета ворвались во второй острожек на Ендове. Здесь вместе с пехотинцами Неверовского было около тысячи интервентов. Противник не выдержал и побежал. Половине из них удалось спастись бегством в Кремль по Москворецкому мосту. В результате польское войско потеряла лучшую свою пехоту, которой и так было мало. Но и казаки после своей героической атаки смутились, стали укорять бежавших с поля боя дворян и покидать позиции.

В сражении наступила пауза. Гетман Ходкевич старался перегруппировать свои войска и снова начать наступление. Он ждал вылазки гарнизона, но Струсь и Будила понесли такие потери накануне, что уже не решили атаковать. Воспользовавшись этим, князь Пожарский и Минин стали собирать и вдохновлять войска и решили перехватить инициативу, организовать общую контратаку и разгромить противника. Ближайшая задача заключалась в том, чтобы перегруппировать и сосредоточить силы на направлении главного удара. Пожарский и Минин обратились за помощью к келарю Троице-Сергиевой лавры Авраамию Палицину, который был посредником между «таборами» и ополчением. Они уговорили его пойти к казакам и вновь поднять их в наступление. Кроме того, есть сведения, что в переговорах с казаками участвовал и Минин, призывавший казаков сражаться до победного конца. Уговорами и проповедью Палицыну удалось восстановить моральный дух казаков, которые поклялись друг другу сражаться не щадя жизней. Большинство казаков потребовали от Трубецкого переправить свое войско в Замоскворечье, заявляя: «Пойдем и не воротимся назад, пока не истребим вконец врагов». В результате войско Трубецкого повернуло назад на «ляхов» и, соединившись с продолжавшими держать оборону ополченцами. Оборонительная линия была восстановлена. Одновременно Пожарский и Минин смогли привести в порядок ранее отступившие конные сотни ополчения, собрав их против Крымского двора.

Как только порядок в армии был восстановлен, князь Дмитрий принял решение перейти в общее наступление. К вечеру началось контрнаступление ополченцев. Сигналом к нему стала стремительная атака отряда Кузьмы Минина, который в этот решительный момент сражения взял инициативу в свои руки. Он обратился к Пожарскому с просьбой дать ему людей, чтобы ударить по врагу. Тот сказал: «Бери кого хочешь». Минин взял из резервных отрядов ополчения, что стояли у Остоженки, три сотни конных дворян. Пожарский в помощь дворянским сотням выделил еще отряд ротмистра Хмелевского - литовского перебежчика, личного врага одного из польских магнатов. В сумерках небольшой отряд Минина незаметно переправился через Москву-реку для нанесения удара с левого берега реки во фланг войску Ходкевича. Русские знали, что гетман ввел в бой все свои резервы и что в районе Крымского двора им выставлен лишь небольшой отряд из двух рот - конной и пешей. Удар был настолько внезапным, что польские роты не успели приготовиться к бою и бежали, сея панику в своём лагере. Так «выборный человек всею землею» Кузьма Минин в решающий час сумел добиться перелома в битве.

Одновременно русская пехота и спешившиеся конники перешли в наступление на лагерь гетмана Ходкевича, «из ям и из кропив поидоша тиском к таборам». Поляки вспоминали, что русские «всею силою стали налегать на табор гетмана». Наступление велось широким фронтом на польский лагерь и валы Земляного города, где теперь уже оборонялись гетманские войска. Атаковали и ратники Пожарского, и казаки Трубецкого. «Приуспевшим же всем казаком к обозу у великомученицы христовы Екатерины, и бысть бой велик зело и преужасен; сурово и жестоко нападоша казаки на войско литовское: ови убо боси, инии же нази, токмо оружие имущие в руках своих и побивающие их немилостивно. И обоз у литовских людей розорвали».

Польское войско не выдержало столь решительного и единого удара русских и побежало. Деревянный город был очищен от противника. Огромный обоз с продовольствием для гарнизона Кремля, стоявший в районе Ордынки, был окружен, а защитники его полностью уничтожены. В руки победителей попали богатые трофеи, артиллерия, польские знамена и шатры. В результате общей контратаки противник был опрокинут по всему фронту. Гетман Ходкевич стал спешно отводить свое войско из района Земляного вала. Его разгром завершила русская конница, которую воеводы Пожарский и Трубецкой бросили на преследование противника. Сотни поляков были убиты, много панов было захвачено в плен.

Итоги

Польская армия была разбита и, понеся большие потери (из польской кавалерии у Ходкевича осталось не более 400 человек), гетманские отряды в беспорядке отступили к Донскому монастырю, где простояли «в страхе всю ночь». Ополченцы хотели преследовать врага, но воеводы проявили осторожность и сдержали наиболее горячие головы, заявив, что «не бывает на один день две радости». Для устрашения отступающего противника стрельцам, пушкарям и казакам было приказано вести беспрерывную стрельбу. Два часа они палили так, что, по словам летописца, не было слышно, кто что говорил.

Польская армия утратила ударную мощь и уже не могла продолжить бой. На рассвете 25 августа (4 сентября) гетман Ходкевич со своим сильно поредевшим войском «с великим срамом» побежал через Воробьевы горы к Можайску и далее через Вязьму в пределы Речи Посполитой. По дороге запорожские казаки бросили его, предпочитая промышлять самостоятельно.

Поражение гетмана Ходкевича на подступах к Москве предопределило падение польского гарнизона Кремля. Уход войска Ходкевича вверг поляков в Кремле в ужас. «О, как нам горько было,- вспоминал один из осажденных,- смотреть, как гетман отходит, оставляя нас на голодную смерть, а неприятель окружил нас со всех сторон, как лев, разинувши пасть, чтобы нас проглотить, и, наконец, отнял у нас реку». Эта битва стала поворотным событием Смутного времени. Речь Посполитая утратила возможность овладеть Русским государством или его значительной частью. Русские силы приступили к восстановлению порядка в царстве.

Бои 22-24 августа показали, что ни Второе земское ополчение, ни казаки подмосковных «таборов» самостоятельно, только своими силами противника разбить бы не смогли. Несмотря на тяжелое поражение гетмана Ходкевича, поляки имели на Русской земле довольно-таки крупные воинские силы. Ещё сидел за крепкими кремлевскими стенами польский гарнизон, бродили по стране многочисленные отряды польских авантюристов и разбойников. Поэтому вопрос об объединении разрозненных патриотических сил Второго земского ополчения и казачьих «таборов» оставался насущным. Совместное сражение сплотило ополченцев, обе рати объединили силы, и во главе их встал новый триумвират - Трубецкой, Пожарский и Минин (при номинальном главнокомандовании Трубецкого).

Ян Ходкевич (1560–1621)

Древнейший белорусско-литовский род Ходкевичей герба «Гриф с мечем» известен с XV века – первым представителем рода стал боярин Ходар-Федор Юрьевич, чья подпись уже стоит под государственными документами. Его сын Иван (1430–1484) служил государственным маршалком, наместником витебским, старостой луцким. Воевода киевский Иван Федорович в сражении с крымскими татарами в 1482 году был взят в плен и умер в Крыму. Его сын Александр Иванович (1457–1549) также служил государственным маршалком, воеводой новогрудским, старостой брестским. Один из его сыновей, Героним, стал основателем средней линии рода и дедом выдающегося полководца Яна Кароля Ходкевича. Второй сын Александра Ивановича, знаменитый Григорий Александрович (1510–1572) стал выдающимся государственным и военным деятелем Великого княжества Литовского.

Героним Александрович Хоткевич в середине второй половины XV века занимал должности подчашия Великого княжества Литовского, генерального старосты жамойтского, каштеляна виленского, старосты ошмянского. Дед Яна Кароля значительно укрепил положение рода Ходкевичей в Великом княжестве Литовском.

Сын Геронима Александровича Ян (1537–1579) получил звание стольника Княжества, служил генеральным старостой жамойтским, виленским каштеляном, администратором Инфлянтов, старостой ковенским. Он участвовал в Ливонской войне, отличился в битве у реки Улы. Закончивший Краковский и Лейпцигский университеты, знавший европейские языки, изучавший историю и философию, Ян Геронимович в 1569 году получил графский титул у германского императора Фердинанда I. Противник Люблинской унии 1569 года, князь Ян выступал и против кандидатуры московского царя Ивана IV, прозванного в Великом княжестве Литовском «Ужасным», а не «Грозным», как претендента на королевский трон Речи Посполитой.

Ян Ходкевич был женат на дочери польского магната Зборовского Кристине. В 1560 году у них родился сын Ян Кароль. Сначала его учили дома, а в 1573 году отправили учиться в Вильно, где он успешно окончил иезуитскую коллегию и академию. С 1586 по 1589 год он изучал юриспруденцию и философию в иезуитской академии в Ингольштадте. Затем Ян Кароль слушал лекции в Падуанском университете, побывал у мальтийских рыцарей, где изучал военное дело – огнестрельное оружие, артиллерию, фортификацию и приемы осады крепостей. Везде, где бы он ни был, Ян Кароль изучал теорию и практику военного дела.

В 1590 году он вернулся домой и через два года женился на дочери воеводы подольского Софии Мялецкой.

В 1594 году на Украине началось восстание казаков во главе с Северином Наливайко. Казацкие отряды дошли до Полесья. Ян Кароль стал военным – навсегда. Через год он командовал конной ротой, участвовал в боях – под Киевом, Лубнами. В 1596 году он получил звание подчашия великого княжества Литовского, в 1599 году стал старостой жамойтским. В 1600 году Ян Кароль ходил в поход в Молдавию – во главе собственной конной роты, участвовал в сражении под Плоешти. В этом же году Ян Кароль Ходкевич стал польным гетманом.

В 1600 году началась война Речи Посполитой со Швецией, продолжавшаяся тридцать лет. Король Речи Посполитой Сигизмунд Ваза, бывший и шведским королем, потерял вторую корону – война шла за гегемонию в Балтии. Гетман польный Ян Ходкевич в войске великого гетмана Литовского Криштофа Радзивилла двинулся в Инфлянты. В 1601 году Ходкевич отличился в сражении под Кокенгаузеном, который был взят поляками. Отряды Яна Кароля брали Венден, защищали Ригу, штурмовали Вольмар, Везенберг, Феллин, Дерпт. Польный гетман в 1604 году отличился при штурме крепости Белый Камень. В 1602 году командование войсками в Прибалтике перешло к Яну Ходкевичу, через год он стал администратором Инфлянтов – при штурме и осаде Дерпта его войска захватили восемьдесят шведских пушек.

В 1604 году королем Швеции стал герцог Карл Судерманландский, бывший королевский регент. Начался новый этап боевых действий. Весной 1605 года две армии встретились у Риги. Пятнадцатитысячной шведской армии во главе с Карлом IX противостояла втрое меньшая армия гетмана Яна Ходкевича.

27 сентября в нескольких километрах от Риги, у деревни Кирхгольм – Саласпилс, на берегу Двины, произошло сражение. Ходкевич использовал прием ложного отступления, в результате чего шведы оставили свои укрепленные позиции. Ходкевич подвел шведские войска под убийственный огонь своих пушек – не зря он учился артиллерийской стрельбе у мальтийских рыцарей. Боевые порядки шведов смешались и на них ринулись литовские и белорусские конные полки.

Через три часа яростной битвы шведская армия была разгромлена, потеряв чуть ли не каждого третьего воина убитыми, сам король чудом ушел с поля боя. Бежавший король за несколько часов до этого говорил придворным: «я уверен, что литвины побегут» – получилось наоборот. Даже ветер бил в лицо шведам. Панцирные гусары Ходкевича везде рубили шведских рейтар – Ян Кароль появлялся во многих горячих местах и лично зарубил несколько нападавших на него шведов.

Армия Яна Ходкевича взяла 60 шведских знамен, 10 пушек и весь обоз, взяли и несколько сотен пленных. Гетмана поздравили король Речи Посполитой Сигизмунд III, германский император Рудольф II, английский король Яков I, даже персидский шах Аббас Великий, турецкий султан Ахмед I, римский папа Павел V. Вести о победе армии Ходкевича над втрое большей и очень сильной шведской армией разнеслись по всей Европе.

Через четыре года боевые действия в Прибалтике – Инфлянтах возобновились, и только смерть шведского короля Карла IX остановила их – в 1611 году между Швецией и Речью Посполитой было заключено перемирие, продлившееся до 1617 года.

В 1609 году началась война Речи Посполитой и Московского царства, против которой был Ян Кароль Ходкевич – он понимал, что «проблема Швеции» еще далеко не решена. Однако в польских и литовско-белорусских элитах еще сильно было желание создать славянскую конфедерацию из трех государств – Польши, Великого княжества Литовского и Московского государства.

В сентябре 1609 года объединенное войско Речи Посполитой во главе с королем Сигизмундом III осадило Смоленск, который был взят только через два года – в июне 1611 года. Московское правительство – «Семибоярщина» – постригшее царя Василия Шуйского в монахи, заключило с королем Сигизмундом договор о том, что новым московским царем будет его сын Владислав. Королевичу принесли присягу жители Москвы и несколько других городов царства. Сам пятнадцатилетний королевич в Москву не поехал, но в столице царства появился гарнизон во главе с С. Жолкевским.

Осенью 1611 года великий гетман Литовский Ян Ходкевич привел в Москву большой обоз с продовольствием, оружием и амуницией для польско-литовского гарнизона. Весной 1612 года Ян Ходкевич еще дважды побывал в Москве.

В сентябре 1612 года король Речи Посполитой Сигизмунд III с сыном Владиславом в сопровождении хоругвей великого гетмана Литовского подошли к Москве – там их встретили войска Д.Пожарского и К.Минина. Ян Ходкевич с панцирными гусарами пробился в столицу государства через Калужские ворота и рубился на улицах Большая Ордынка и Пятницкая – дальше его не пустили московские воины. После нескольких яростных сшибок великий гетман не смог пробиться к Кремлю и отступил, бросив большой обоз и встав недалеко от Москвы.

В ноябре 1612 года в Кремле сдался и польский гарнизон. Король с сыном смогли дойти только до Вязьмы. Если бы их войска смогли прорваться дальше и соединились с хоругвями Яна Ходкевича, то история Московского царства и Великого княжества Литовского могла пойти совершенно по-другому. В феврале 1613 года Земский собор избрал царем юного Михаила Романова – Московское царство осталось независимым.

В 1613–1615 годах войска Яна Ходкевича охраняли границу Речи Посполитой, не пропуская московские полки к Смоленску.

В 1617 году король Сигизмунд вновь решил посадить сына на московский трон. В октябре войска великого гетмана Литовского взяли Вязьму. Туда прибыл королевич Владислав. Всю зиму польские войска с королевичем простояли в Вязьме, а в июне 1618 года двинулись на Москву. В октябре армия Речи Посполитой остановилась в Подмосковном Тушине.

Штурм Москвы кончился неудачей, и в декабре 1618 года недалеко от Троице-Сергиева монастыря было подписано пятнадцатилетнее Деулинское перемирие Речи Посполитой и Московского царства. Войска Речи Посполитой вернулись домой.

В декабре 1620 года великий гетман Литовский Ян Кароль Ходкевич возглавил армию Речи Посполитой в войне с Турцией. За месяц до этого польское коронное войско было разбито турками под Цецорой. В битве был убит великий коронный гетман С.Жолкевский. 35 000 воинов Яна Ходкевича, поддержанные 30 000 украинских казаков Петра Сагайдачного двинулись на молдавский берег Днестра – к крепости Хотин.

Турецкая армия во главе с султаном Османом II насчитывала более 100 000 человек. Хоругви Яна Ходкевича успели занять Хотин. Войско расположилось лагерем у Хотина; казаки сделали вокруг него восьмикилометровый земляной вал, закопав возы в землю.

Бои под Хотином начались в сентябре 1621 года и продолжались почти два месяца. Орда крымских татар перерезала пути снабжения армии Ходкевича. Несмотря на нехватку продовольствия и фуража, атаки вдвое большей турецкой армии на укрепленные позиции Речи Посполитой успешно отбивались. Успеху способствовали крылатые панцирные гусары, постоянно контратаковавшие неприятеля во время штурмов. Турецкая армия плотно обложила лагерь Ходкевича, на армию которого надвигался голод. Великий гетман выступил перед войсками:

«Храброе рыцарство!

Это поле, на котором стоят два войска, ждет подвигов, а не слов. Я не оратор, жизнь, проведенная в походах, не научила меня цветастому красноречию. Эта минута перед боем, который вот-вот начнется, не очень подходит для больших речей для вас, которые ради дорогой Отчизны и Республики приносите в жертву свои жизни. Я благодарю судьбу за то, что среди беспрерывных битв он сохранил меня до этого дня, в который я честно послужу королю и Речи Посполитой.

Если я погибну на неприятельской земле и буду похоронен здесь руками моих соотечественников-христиан, я хочу, чтобы вы знали – на справедливость нашего дела и на ваше мужество надеется вся страна.

Пусть вас не тревожат эти турецкие шатры, множество которых расставлены для удовлетворения гордости тирана, и чтобы вызвать у вас ужас. Большинство из них пустые и поставлены только для вас. Считайте бессильными, никчемными тенями эти толпы азиатов, слабых духом и силой, развращенных роскошью, похожих на толпы женщин. Не выдержать им даже первых звуков наших труб, первых залпов нашего оружия.

Вы настоящие сарматы, питомцы могучего Марса, ваши предки на западе у Эльбы и на востоке у Днепра покрыли себя вечной славой.

По команде ударьте на врага, вспомнив прадедовскую славу. Для храброго тут лежит поле бессмертной славы. Не думаю и не ожидаю, чтобы среди вас могли быть боязливые. Пусть безвыходность положения заменит мужество слабым, а храбрым пусть помогает любовь к Богу и Родине. А ты, святая справедливость, которая дает власть королям и победу витязям всего мира, подымись против неприятеля, который боится твоего имени, укрепи нас твоей десницей, прости нам наши грехи и покарай по заслугам жестоких людей».

На многочисленные, но отбиваемые атаки турок воины Хоткевича отвечали ночными вылазками. Потери армии Османа составляли десятки тысяч воинов. Старый гетман Ян Кароль Ходкевич скончался в Хотинском замке 24 сентября 1621 года, передав свою булаву Станиславу Любомирскому. Турецкие штурмы 25 и 28 сентября были отбиты. Военные действия остановились. 9 октября был подписан договор между Речью Посполитой и Турецкой империей – война закончилась победой Польской Короны и Великого княжества Литовского, южная угроза союзному государству была надолго ослаблена.

Полководец Ян Кароль Ходкевич был похоронен в городе Остроге. Многие исследователи считают, что именно Хотинская война стала началом заката могущества Оттоманской Порты-Турции.

Эпизод Смутного времени, в ходе которого польское войско Великого гетмана Ходкевича безуспешно пыталось деблокировать Кремль, в котором заперся польский гарнизон.

Силы сторон

Войска Второго ополчения

Численность войск Второго ополчения не превышала 7-8 000 человек. Основу войска составляли пешие и конные казачьи сотни, численностью около 4 000 человек и 1 000 стрельцов. Остальная часть войска формировалась из дворянского и крестьянского ополчения. Из дворян наиболее хорошо вооружены были представители Смоленска, Дорогобужа и Вязьмы. Летописи специально отмечают: «А смоляном поляки и литвы грубны искони вечные неприятел, что жили с ними поблизку и бои с ними бывали частые и литву на боех побивали» . Из крестьян, мещан и простых казаков, только нижегородские ополченцы были хорошо одеты и вооружены. Остальные «мнозии ж от казатцкову чину и всякие черные люди не имущие... токмо едину пищаль да пороховницу у себя имущие» , «ови убо боси, инии же нази» .

Отдельную военную силу составлял отряд князя Дмитрия Трубецкого, состоявший из 2 500 казаков. Этот отряд был остатками Первого ополчения.

Главными воеводами Второго ополчения были князь Дмитрий Пожарский, Кузьма Минин, князь Иван Андреевич Хованский-Большой и князь Дмитрий Пожарский-Лопата. Из всех воевод только князь Хованский имел к этому моменту значительный военный опыт, князь Дмитрий Пожарский не имел опыта командования крупными военными силами, а князь Лопата-Пожарский до участия в ополчении воеводой ни разу не был.

Отношения лидеров Второго ополчения с князем Трубецким отличались взаимным недоверием. Еще при подходе к Москве, вожди ополчения опасались казаков Трубецкого и не знали, пойдет князь на союз или нет.

Незадолго до битвы войска князей Пожарского и Трубецкого принесли взаимные присяги. Казаки и дворяне князя Трубецкого поклялись «против врагов наших польских и литовских людей стояти» . Ополченцы Минина и Пожарского в ответ «обещевахуся все, что помереть за дом православную християнскую веру» .

Войска гетмана Ходкевича

Общая численность войск гетмана Ходкевича составляла около 12-15 000 человек. Основу составляли около 8 000 казаков. Остальная часть войска была разбита по нескольким отрядам: около 1 400 человек в трех отрядах, несколько сотен человек в 15 хоругвях в одном отряде, один отряд из нескольких сотен человек и личный отряд гетмана, численностью около 2 000 человек. Отдельно стоял гарнизон Кремля в 3 000 человек, с которым гетман Ходкевич поддерживал связь и старался координировать действия. Пехота гетмана была не многочисленна, насчитывая 1 500 человек: 800 человек в отряде полковника Феликса Невяровского, 400 человек венгерских наемников Граевского, 100 человек в отряде князя Самуила Корецкого, 200 человек немецких наемников в отряде самого гетмана.

Из командования выделялись сам гетман Ходкевич, успевший зарекомендовать себя талантливым военачальником, и командир казаков Александр Зборовский. Остальные командиры польско-литовских войск, включая командиров кремлевского гарнизона хмельницкого старосту Николая Струся и мозырского хорунжего Иосифа Будило, имели значительный боевой опыт, но особыми талантами не выделялись.

Ход сражения

Первый этап

К началу сражения русские войска успели занять достаточно сильную оборонительную позицию. Русские позиции прилегали к стенам Белого города и располагались по валу, который господствовал над местностью. Левым флангом командовал князь Василий Иванович Туренин. Позиции этого отряда примыкали к Москве-реке у Чертольских ворот и Алексеевской башни. На правом фланге был расположен отряд в 400 человек под командой воевод Михаила Дмитриева и Фёдора Васильевича Левашова, который стоял у Петровских ворот. У Тверских ворот расположился отряд князя Лопаты-Пожарского в 700 человек. Основные войска, под командой князя Дмитрия Пожарского, Минина и князя Хованского, были расположены у Арбатских ворот. Здесь Пожарский построил укрепленный лагерь, где разместил стрельцов. Отряд князя Трубецкого должен был защищать Замоскворечье и располагался на Воронцовом поле и у Яузских ворот. На Большой Ордынке и рядом с Замоскворецким мостом войска Трубецкого оборудовали два укрепленных лагеря. К Трубецкому из состава войск Второго ополчения были отправлены несколоко конных сотен.

Князь Пожарский знал, что гетман Ходкевич наступает от Новодевичьего монастыря по Смоленской дороге, и расположил основные силы своей армии непосредственно на пути польско-литовских войск.

Рано утром 22 августа (1 сентября) 1612 года гетман Ходкевич со своим войском переправился через Москву-реку у Новодевичьего монастыря. Гетман хотел «силою большею войти в город в Арбатские и в Черторские ворота» и встретил на совоем пути деревянный город Пожарского.

Первый бой завязали конные сотни. Бой шел с первого по седьмой час дня. Гетман Ходкевич в поддержку кавалерии ввел в бой свою пехоту. Левый фланг русской армии дрогнул. «Етману же наступающу всеми людьми, князю же Дмитрию и всем воеводам, кои с ним пришли с ратными людьми, не могущу противу етмана стояти конными людьми и повеле всей рати сойти с коней» . Войска Ходкевича пошли на «станы приступом». В разгар боев за «станы» кремлевский гарнизон предпринял попытку сделать вылазки со стороны Чертольских ворот, Алексеевской башни и Водяных ворот. Командиры гарнизона попытались отрезать часть сил Пожарского и уничтожить их, прижав к реке. Все попытки гарнизона провалились, несмотря на то, что со стен по русским велся огонь из артиллерии. Как вспоминал Будило, «в то время несчастные осажденные понесли такой урон, как никогда» .

В период этих боев князь Трубецкой продолжал занимать наблюдательную позицию. Войска князя не спешили на помощь Пожарскому, говоря, - «Богаты пришли из Ярославля и одни могут отбиться от гетмана» . Во второй половине дня пять сотен, которые были приданы к войскам Трубецкого князем Пожарским, и четыре казачьих атамана со своими отрядами самовольно отделились от Трубецкого и форсировав реку присоединились к Пожарскому. С помощью прибывшего подкрепления (около 1 000 человек), натиск польско-литовских войск удалось сломить и гетман Ходкевич отступил, понеся большие потери. Согласно данным «Нового летописца» было собрано больше тысячи трупов солдат гетмана.

Гетман Ходкевич отошел на исходные позиции на Поклонную гору, однако в ночь на 23 августа отряд в 600 гайдуков из отряда Невяровского прорвался в Кремль через Замоскворечье. Это стало следствием предательства дворянина Григория Орлова, которому Ходкевич пообещал отдать имение князя Пожарского. Одновременно, войска Ходкевича захватили один из укрепленных «городков» (Георгиевский острожек) у церкви св. Георгия в Яндове и «опановали» саму церковь. 23 августа гетман занял Донской монастырь и начал подготовку к решающему сражению.

Второй этап

Перед решающим сражением князь Пожарский изменил позиции своих войск. Основные силы были сдвинуты на юг, к берегу Москвы-реки. Ставка самого Пожарского располагалась около церкви Ильи Обыденного (Остоженка). Сюда передвинулся и отряд князя Лопаты-Пожарского.

Главным местом боестолкновения должно было стать Замоскворечье. Здесь князь Пожарский сосредоточил значительную часть своих войск. Передней линией обороны были земляные валы с остатками деревянных укреплений. На валах было расположено ярославское ополчение, стрельцы и две пушки. За валами на Большой Ордынке у церкви св. Климента располался хорошо укрепленный Климентьевский острог. Другой острог - Георгиевский, находился в руках гетмана Ходкевича. Местность была очень неудобна для действий кавалерии. К многочисленным ямам от разрушенных построек, люди Пожарского добавили искусственно вырытые. Конные сотни Второго ополчения и часть сотен князя Трубецкого выдвинулись вперед за валы Земляного города. Основные силы Трубецкого должны были защищать Климентьевский острог, где имелось несколько пушек.

24 августа состоялось решающее сражение. Гетман Ходкевич собирался нанести главный удар со своего левого фланга. Левый фланг возглавил сам гетман. В центре наступала венгерская пехота, полк Невяровского и казаки Зборовского. Правый фланг состоял из 4 000 запорожских казаков под командой атамана Ширая. Как вспоминал позже князь Пожарский, войска гетмана шли «жестоким обычаем, надеясь на множество людей» .

Конные сотни Второго ополчения в течение пяти часов сдерживали наступление гетманской армии. Наконец, они не выдержали и подались назад. Отступление конных сотен было беспорядочным, дворяне вплавь пытались перебраться на другой берег. Князь Пожарский лично покинул свой штаб и попытался остановить бегство. Это не удалось и вскоре вся конница ушла на другой берег Москвы-реки. Одновременно центру и правому флангу гетманской армии удалось оттеснить людей Трубецкого. Все поле перед Земляным городом осталось за гетманом. После этого начался штурм полуразрушенного Земляного города. Гетманская пехота выбила русских с валов. Продолжая развивать успех, Венгерская пехота и казаки Зборовского захватили Климентьевский острог и высекли всех его защитников. В захвате острога участвовал и гарнизон Кремля, который сделал вылазку для поддержки наступления. Гетман сам руководил этим наступлением. Свидетели вспоминали, что гетман «скачет по полку всюду, аки лев, рыкая на своих, повелевает крепце напрязати оружие свое» .

Солдаты гетмана Ходкевича укрепились в остроге и перевезли туда 400 возов с продовольствием для кремлевского гарнизона. Видя такое положение дел, келарь Троице-Сергиевого монастыря Авраамий Палицын, пришедший с ополчением в Москву, отправился к казакам Трубецкого, отступавшим от острога, и обещал им выплатить жалование из монастырской казны. Как вспоминал Авраамий Палицын, казаки «устремившася единодушно ко острогу приступили, и вземше его, литовских людей всех острию меча предаша и запасы их поимаша. Прочие же литовские люди устрашишася зело и вспять возвратишася: овии во град Москву, инии же к гетману своему; казаки же гоняще и побивающе их...» . Возвращением острога в полдень 24 августа закончилась первая половина битвы, после чего настал продолжительный перерыв.

В период перерыва русская «пехота легоша по ямам и по кропивам на пути, чтоб не пропустить етмана в город» . Происходило это, судя по всему, по инициативе самих ополченцев, так как в руководстве царило замешательство, «стольник и воевода князь Дмитрий Михайлович Пожарский и Козьма Минин в недоумении быша» . Казаки, отбившие острог, начали волноваться, укоряя бежавших с поля дворян.

Гетман, потерявший свою лучшую пехоту в сражении у Климентьевского острога, старался переформировать свои войска и снова начать наступление. Войска начали ощущать нехватку пехоты, которая была необходима для действий внутри Земляного города.

Воспользовавшись передышкой, князь Пожарский и Минин смогли успокоить и собрать войска и решили сделать попытку отнять инициативу у гетманской армии. Уговаривать казаков воеводы отправили Авраамия Палицына, который перейдя на другой берег Москвы-реки, колокольным звоном начал собирать дизертиров. Уговорами и проповедью Палицыну удалось восстановить моральный дух казаков, которые поклялись друг-другу сражаться не щадя жизней.

Всед за этим началась крупная перегруппировка войск, которую заметили и в лагере гетмана Ходкевича. К вечеру началось контрнаступление ополченцев. Кузьма Минин, взяв с собой ротмистра Хмелевского и три дворянских сотни, переправился через Москву-реку и выступил в сторону Крымского двора. Литовская рота, стоявшая у двора, увидев противника побежала к лагерю гетмана. Одновременно русская пехота и спешившиеся конники перешли в наступление на лагерь гетмана Ходкевича, «из ям и из кропив поидоша тиском к таборам» . Польские свидетели вспоминали, что русские «всею силою стали налегать на табор гетмана» .

Наступление велось широким фронтом на табор гетмана и валы Земляного города, где теперь уже оборонялись гетманские войска. «Приуспевшим же всем казаком к обозу у великомученицы христовы Екатерины, и бысть бой велик зело и преужасен; сурово и жестоко нападоша казаки на войско литовское: ови убо боси, инии же нази, токмо оружие имущие в руках своих и побивающие их немилостивно. И обоз у литовских людей розорвали» .

Гетманские войска отступали по всему фронту. Дело завершила атака кавалерии. Победителям достались обоз, пленные, шатры, знамена и литавры. Воеводам пришлось сдерживать своих людей, которые рвались выйти за город в преследование. Войска гетмана Ходкевича провели ночь не сходя с коней около Донского монастыря. 25 августа 1612 года войска гетмана выступили в направлении Можайска и далее к границе.

Последствия

Поражение гетмана Ходкевича на подступах к Москве предопределило падение польско-литовского гарнизона Кремля.

Эта битва стала поворотным событием Смутного времени. По словам польского хрониста XVII века Кобержицкого: «Поляки понесли такую значительную потерю, что ее ничем уже нельзя было вознаградить. Колесо фортуны повернулось - надежда завладеть целым Московским государством рушилась невозвратно.»