Кто познакомил мейерхольда с зинаидой райх. Любимая Галатея

Редкостная красавица, завидев которую оборачивались прохожие. Кривые ноги, тяжелый зад. Незаурядный ум. Примитивная хитрость. Талантливая актриса. Бездарность, сделавшая карьеру через постель. Муза. Злой гений, разбивший жизнь двух великих художников. Все это говорили об одной и той же женщине - Зинаиде Райх, жене и возлюбленной Сергея Есенина и Всеволода Мейерхольда.

Весна 1917 года. После Февральской революции прежде запрещенная партия эсеров открыла свою первую легальную газету - «Дело народа». Помощником секретаря редакции была молодая, очень красивая - только недруги замечали некоторые недостатки ее фигуры - девушка, прекрасно владевшая машинописью и несколькими иностранными языками, - Зинаида Николаевна Райх. За плечами у нее было довольно бурное прошлое в ее биографии.

Еще гимназисткой Зинаида Райх организовала в Бендерах среди местной молодежи кружок эсеровского толка, связанный не только с местными, но и с одесскими эсерами: получала от них литературу, инструкции - в терминологии полиции «брошюры преступного содержания». За ней было установлено наружное наблюдение. В полицейских донесениях она проходила под кличкой Болотная. Однажды нагрянули с обыском. Забрали всю переписку с одесскими однопартийцами и должны были возбудить уголовное дело.

Ей удалось улизнуть от преследований - в 1914 году она приехала в Петербург. Очевидно, по совету отца, рабочего-железнодорожника, не понаслышке знавшего, что обычно происходит после того, как обнаружен «компромат».

Он сам активно участвовал в революционном движении, дважды был в ссылке в Сибири. Гимназию она не окончила. Но родители исхитрились устроить дочери аттестат. Таким образом она смогла поступить на историко-литературный факультет Высших женских курсов, где, по ее собственным словам, «одной ноздрею понюхала науку». Увлекалась не только, а может быть, и не столько науками, сколько скульптурой. Трудно сказать, насколько удачным скульптором она была, - ни одной работы не сохранилось.

Но одно ясно: с юных лет интересы в биографии Зинаиды Николаевны Райх не исчерпывались ни политикой, ни изучением литературы или искусства - она стремилась сама создавать искусство. Одновременно со службой в газете юная секретарша вела большую работу в Обществе распространения эсеровской литературы - сил и энергии было не занимать. Вскоре ее выбрали председателем - она лучше всех умела вести собрания и представительствовать.

Зинаида Райх и Сергей Есенин

Но львиную долю времени и сил Зинаида Николаевна отдавала газете. Эта работа привлекала ее не только сама по себе, но и общением с интересными людьми - в редакции и среди авторов их было немало. Однажды в «Дело народа» зашел молодой, но уже известный поэт - Сергей Есенин. Не застав нужного ему сотрудника, он разговорился с Зинаидой Николаевной. Когда наконец пришел сотрудник, которого ждал поэт, и пригласил Есенина пройти, Сергей Александрович отмахнулся: «Ладно уж, я лучше здесь посижу».

Близкий в то время к социалистам-революционерам Есенин нередко заходил и в Общество распространения эсеровской литературы. Как правило, вместе со своим другом, тоже поэтом, Алексеем Ганиным, не скрывавшим своих чувств к Зинаиде Райх. Из Общества часто шли гулять по Петрограду. Поэты читали друг другу свои стихи, спорили. Зинаида Николаевна высказывала собственное мнение.

Когда споры кончались, Зинаида и Алексей обычно отдалялись от Сергея - ведь Райх считалась девушкой Ганина... А что же Есенин? Любовь к Зинаиде Райх, быть может, самая сильная в его жизни, возникла отнюдь не с первого взгляда. Во всяком случае, уже после знакомства с ней он уехал в свое родное село Константиново и там увлекся дочерью местного помещика Лидией Кашиной, ставшей впоследствии одним из прототипов Анны Снегиной в одноименной поэме.

Вернулся в Петроград он только через полтора месяца, во второй половине июля. И тут Ганин пригласил его к себе на родину, в вологодскую деревню Коншино. Есенин с радостью принял это предложение.

Узнав о поездке друзей, Зинаида Николаевна тут же решила ехать с ними. Приближалась дата открытия Учредительного собрания, в газете была пропасть работы - но Райх уговорила начальство ее отпустить. Получив разрешение, «довольная, завертелась по комнате, приговаривая: меня отпустили, отпустили».

Но оказалось, что денег ни у Есенина, ни у Ганина нет. У Зинаиды была какая-то заветная сумма, которую она тотчас предложила на поездку.

Сергунька, как называли Есенина близкие друзья, и Алексей наперебой ухаживали за красавицей Зинаидой. Завидев, что Ганин становится в ухаживаниях все более настойчивым, Есенин внезапно заявил Райх, что влюблен, жить без нее не может и они должны обвенчаться. Если Зинаида Николаевна и думала о замужестве, то только с Ганиным. А ухаживаний Сергея она не принимала всерьез, ей казалось, что их связывают чисто дружеские отношения. Естественно, она опешила и ответила - они были на «вы»: «Дайте подумать». ...

Но думала Зинаида Николаевна недолго. Очень скоро она сказала: «Да». Решено было венчаться немедленно. Все трое сошли в Вологде. Денег уже почти не осталось. В Орел, где жили тогда родители Райх, полетела телеграмма: «Вышли сто, венчаюсь». Никаких объяснений родители не потребовали, а деньги выслали. Купили обручальные кольца. Букет для невесты Есенин нарвал по дороге в церковь. Венчание состоялось в небольшой церквушке под Вологдой. Шафером был Алексей Ганин.

Однако первая брачная ночь глубоко разочаровала Есенина. Друг поэта Анатолий Мариенгоф в своем «Романе без вранья», который остряки, не без основания, называли «враньем без романа», писал: «Зинаида сказала ему, что он у нее первый. И соврала. Этого Есенин никогда не мог простить ей. Не мог по-мужицки, по темной крови, а не по мысли. «Зачем соврала, гадина?!»

И судорога сводила лицо, глаза багровели, руки сжимались в кулаки». Нравы в эсеровской среде были свободными, и неудивительно, что красивая темпераментная девушка не устояла. Но зачем было врать? Вряд ли Зинаида Николаевна стыдилась прошлого. Видела, что в Есенине, навсегда оставившем деревню, крестьянская мораль засела крепко? Возможно. Но возможно и то, что молодые люди просто не поняли друг друга. Зинаида Николаевна могла сказать, что до Сергея никого не любила, - а он перетолковал это по-своему.

Вернувшись в Петроград, новоиспеченные супруги какое-то время намеренно жили раздельно. Разочаровавшийся в нравственности Зинаиды, Есенин подумал, что слишком быстро «окрутился»? Или - опять-таки согласно крестьянской морали - посчитал, что без благословения родителей брак - не брак?

Только после поездки в Орел, когда Зинаида Райх честь по чести познакомила мужа с родителями, молодые начали жить вместе. Они заняли две смежные комнаты в квартире, где располагалось издательство «Революционная мысль».

В этой же квартире поселились двое друзей Райх по Бендерам и Алексей Ганин. Хозяйство вели коммуной.Под руководством Зинаиды Николаевны, которая умудрялась и в то голодное время кормить домочадцев и вкусно, и сытно.

Первое, что Есенин потребовал от молодой жены, - уйти из газеты: слишком много всякого разного народа там шляется. Пришлось подчиниться - как всякой женщине, ей хотелось иметь семью, любимого мужа. Но и полностью превратиться в домашнюю хозяйку Зинаида Николаевна не пожелала - поступила на службу в Наркомат продовольствия - машинисткой.

Первое время супруги жили вроде бы неплохо. Есенину тогда уже платили как известному поэту, так что деньги появились. Часто принимали друзей, а люди не любят ходить туда, где ощущается раздор между хозяевами. Есенину нравилось, что у него, как у всякого добропорядочного крестьянина, есть жена, к тому же - красавица, дом. Замечания, которые он ей постоянно делал: «Почему самовар не готов?», «Что ты его не кормишь?», - делались тоном вполне добродушным.

Никакой особенной тяги к спиртному у него в то время не было. Конечно, он мог перед праздником или получив гонорар, принести домой бутылку-другую вина, которое тогда доставалось только из-под полы, но без повода не пил никогда. И никогда не напивался допьяна. Однако наиболее проницательные из его друзей уже тогда замечали, что в характере и поведении Есенина мелькали «изломы и вспышки», предрекавшие непрочность его семейных уз.

Однажды, придя домой, Зинаида Николаевна застала в комнате полный разгром: на полу валялись раскрытые чемоданы, вещи смяты, раскиданы, повсюду листы исписанной бумаги. Топилась печь, Есенин сидел перед нею на корточках и не сразу обернулся - продолжал засовывать в топку скомканные листы. Но вот он поднялся ей навстречу. Такого лица она у него еще не видела. Посыпались ужасные, оскорбительные слова - она не знала, что он способен их произносить. Она упала на пол - не в обморок, просто упала и разрыдалась. Он не подошел. Когда поднялась, он, держа в руках какую-то коробочку, крикнул: «Подарки от любовников принимаешь?» Швырнул коробочку на стол.

Они помирились в тот же вечер. Но, перешагнув какую-то грань, восстановить прежние отношения было уже невозможно. Если Есенину что-то не нравилось, он мог оскорбить жену. Однажды, когда он в очередной раз назвал ее нецензурным словом, она, не выдержав, в ответ обозвала этим словом его самого. Есенин схватился за голову: «Зиночка, моя тургеневская девушка! Что же я с тобой сделал?!»

В марте 1918 года советское правительство приняло решение перенести столицу из Петрограда в Москву. Туда же, естественно, перебрался и Наркомат продовольствия. А с ним и Зинаида Райх. Через некоторое время за ней последовал Есенин.

С переездом в Москву кончились лучшие месяцы их жизни. Поселились в гостинице. В плохоньком номере. Неуют. Друзья приходили редко. Вскоре Есенин объявил жене, что она обязана не на работу ходить, а детей рожать. Что ж, Зинаида Николаевна не возражала. Но благоразумно решила рожать в Орле, понимала - родители помогут с ребенком, а муж вряд ли. Именно после ее отъезда Есенин начал пить всерьез. «Основное в Есенине - страх одиночества», - писал знавший поэта лучше других Анатолий Мариенгоф.

В июне 1918 года появилась на свет девочка -Таня. Но ребенок не только не скрепил семейные узы, но, напротив, содействовал их разрушению. Жить под одной крышей с младенцем Есенин был органически не способен. Тем более что, видя его с большими перерывами и только когда мать приезжала из Орла в Москву, девочка не привязалась к отцу, отказывалась садиться к нему на колени, ласкаться... Есенин считал такое поведение ребенка «кознями Райх».

В Орле Зинаида Николаевна Райх была занята не только заботами о дочери. Через месяц после родов она уже работала инспектором местного отделения Наркомпроса, Народного комиссариата просвещения, контролировавшего практически все сферы культуры, а с июня по октябрь 1919 года заведующей отделением искусств в губернском отделе народного образования.

Есенин писал в «Автобиографии»: «В 1917 г. произошла моя первая женитьба на 3. Райх. В 1918 я с ней расстался». Очевидно, он считал себя семейным человеком только в то время, когда жил с Зинаидой Николаевной под одной крышей, то есть до ее отъезда в Орел. Однако отношения на этом не закончились. Она продолжала трогательно заботиться о том, кого по-прежнему называла своим мужем. Из Орла писала Андрею Белому: «Дорогой Борис Николаевич! Посылаю Вам коврижку хлеба, если увидите Сережу скоро - поделитесь с ним».

А он просил ее вернуться в Москву: «Зина! Я послал тебе вчера 2000 руб. Как получишь, приезжай в Москву. 18 июня 1919 г. Сергей Есенин». Неизвестно, как отнеслась Райх к этой просьбе, но в конце октября этого же года она была вынуждена в спешке бежать из Орла. Город заняли деникинцы - с ее эсеровским прошлым Зинаиде было бы не сдобровать. Жизнь с Есениным не склеивалась. Чтобы сохранить семью, она решилась на отчаянно рискованный шаг - родить второго ребенка. На этот раз без благословения мужа... И проиграла окончательно. Когда родился сын, Сергей Александрович отказался даже поехать посмотреть на него. Имя Константин Есенин выбрал в телефонном разговоре с Райх.

Мальчик же серьезно болел, одно время был на грани жизни и смерти. Отец ничего об этом не знал - Райх была слишком горда, чтобы просить помощи. А у нее не было ни денег, ни родственников, ни близких друзей в Москве - ведь она совсем недавно переехала в этот город.

Она повезла долечивать Костю в Кисловодск. По дороге, на платформе ростовского вокзала, Райх заметил Мариенгоф, сопровождавший в поездке Есенина. Зинаида Николаевна попросила: «Скажите Сереже, что я еду с Костей. Он его не видел. Пусть зайдет, взглянет. Если не хочет со мной встречаться, могу выйти из купе». Есенин с трудом, но все-таки поддался уговорам Мариенгофа. Зинаида Николаевна развязала ленточки конвертика. «Фу... Черный... Есенины черными не бывают». -«Сережа!» Райх отвернулась к окну, заплакала. Есенин же «легкой танцующей походкой» вышел из вагона.

Казалось бы, ясно, - разлюбил Есенин жену. Но вот фрагмент из его письма к издателю и другу Александру Сахарову, написанному через несколько дней после этой встречи: «...есть к тебе особливая просьба. Ежели на горизонте появится моя жена Зинаида Николаевна, то устрой ей... тысяч 30 или 40. Она, вероятно, очень нуждается, а я не знаю ее адреса».

Дело не только в характере Есенина, который всегда подчинялся сиюминутному импульсу, а потом часто сожалел о своих поступках. Дело в том, что он всю жизнь любил Зинаиду Райх. И всю жизнь ее же ненавидел - «за все, в чем был и не был виноват». И мучил ее, и даже бил, и каялся, и умолял простить, устраивал пьяные истерики под дверью квартиры ее второго мужа, Мейерхольда. Есенин признавался: «...для меня любовь - это страшное мучение, это так мучительно. Я тогда ничего не помню...» И подтверждал сказанное в стихах: «Дар поэта - ласкать и корябать. // Роковая на нем печать».

В Кисловодске - от всего пережитого - у Зинаиды Николаевны случилось нервное расстройство. После этого она уже никогда не будет абсолютно здоровым человеком: время от времени нервные припадки возобновлялись.

Нездоровая, одинокая, с двумя детьми. Другая женщина впала бы в отчаяние. Только не Зинаида Николаевна. Вернувшись в Орел, она начала преподавать на театральных курсах историю театра и костюма. Но жизнь в провинциальном городе - не для нее. Оставив детей на попечении родителей, она уехала в Москву и поступила в Высшие театральные мастерские, руководимые Всеволодом Мейерхольдом, с которым они были знакомы еще по Петрограду.

Ее будущая специальность - режиссер массовых действий, очень востребованная в то время профессия. О карьере актрисы она пока не думала и не мечтала. Тот, кто отмечен истинным талантом, чувствует его в себе очень рано: с детства, в крайнем случае с юности - так принято считать и, наверное, в большинстве случаев так оно и есть. Но история знает и другие примеры: талант раскрывается поздно и в силу или с помощью каких-то обстоятельств.

Сам Мейерхольд - вопреки многим - всегда говорил, что Райх стала актрисой не потому, что вышла замуж за режиссера, а напротив: он женился на Райх, потому что увидел, что из нее можно вылепить великую актрису. Они поженились в 1922 году.Мейерхольд обожал свою молодую жену со всей страстью последнего чувства. В Риме произошел курьезный случай: он поцеловал ее на улице. За что был препровожден - в Италии еще царила мораль XIX века - в полицию. Каково же было удивление полицейских, когда они узнали, что целовал женщину ее законный муж. Такого они еще не видели.

Ради нее Мейерхольд коренным образом изменил привычный образ жизни. Раньше его быт всегда был чрезвычайно скромным, в доме царила деловая сосредоточенность. Теперь его квартира стала шумным и модным салоном. Здесь собирался весь цвет советской интеллигенции: Маяковский и Книппер-Чехова, Андрей Белый и Олеша, Пастернак и Эйзенштейн , балерины Большого театра и знаменитые музыканты. И партийная элита: Луначарский, Красин, Раскольников. И «знатные иностранцы» - писатели, режиссеры, корреспонденты западных газет - в 1920-е годы их было в Москве немало.

Стол ломился от дорогих вин и закусок. Райх неизменно была «царицей бала». Блистала и красотой, и остроумием, и туалетами. Главное же, как пишет один из завсегдатаев этих вечеров, в ней было то необъяснимое драгоценное качество, которое по-английски называется sex appeal, сексуальная привлекательность, а по-русски - «иди ко мне». Ей постоянно делали комплименты, а многие - неприкрыто - за ней ухаживали, мало стесняясь присутствием мужа. Она принимала все это как должное.

Второй брак Зинаиды Николаевна с Мейерхольдом, безусловно, был на редкость удачным, но был ли он счастливым? Райх продолжала любить своего первого мужа. Ближайшие ее подруги уверяли: помани ее Сергей пальцем, - побежала бы, не задумываясь. И ни о каких благах не пожалела бы. «При любой погоде, без плаща и зонтика», - это уже, правда, добавлял циничный и очень не любивший Райх Мариенгоф.

После разрыва Есенина с Дункан бывшие супруги встречались уже как любовники на квартире одной из приятельниц Райх -Зинаиды Гейман. Узнав об этом, Всеволод Эмильевич имел с Гейман серьезный разговор: «Вы знаете, чем все это кончится? Сергей Александрович и Зинаида Николаевна снова сойдутся, и это будет новым несчастьем для нее».

Чем бы все это кончилось, неизвестно. Но 28 декабря 1925 года Есенина не стало. На похоронах поэта его мать бросила бывшей невестке: «Ты виновата!» А та во всеуслышание - в присутствии мужа - крикнула: «Прощай, моя сказка!» Болезненные муки ревности не оставляли Мейерхольда и после смерти Есенина. «Зарезался», - говорила Зинаида Николаевна об очередном приступе ревности мужа, когда лицо его становилось мертвенно-бледным, а голова бесчувственно склонялась на бок. Ничего, кроме раздражения и иронии, эти приступы у нее не вызывали.

Это выводило Мейерхольда из себя еще больше - Зинаида Николаевна была не просто его женой. Она была созданной им актрисой. Все начинающие актеры обычно проходят через амплуа «кушать подано». Только не Райх. Мастер сразу стал поручать ей все лучшие роли. Хотел дать ей даже... роль Гамлета. Узнав об этом, Охлопков тут же написал шуточное заявление: «Прошу поручить мне роль Офелии» -и немедленно был изгнан из труппы. Насмешек над женой Мейерхольд не прощал никому.

А между тем даже по своим внешним данным она совсем не подходила для его театра. Согласно созданной им теории «биомеханики», от актера требовались легкость, гибкость, гуттаперчевость. Ведущая актриса театра Мария Бабанова была худой, небольшого роста, а Райх - женственной, полноватой, неспортивной. Если у нее и имелись актерские способности, то ее «биомеханика» их сковывала. Поэтому ее дебютная роль - Аксюша в пьесе Александра Островского «Лес» - не была удачной, несмотря на все старания режиссера.

Индивидуальность Райх в полной мере проявилась год спустя в «Ревизоре». Зинаида Николаевна сыграла Анну Андреевну по-своему. Ее городничиха не замшелая старуха, а женщина, жаждущая любви. Актриса наделила героиню - правомерно или нет - собственным эротизмом. Публике, особенно мужской ее части, роль очень понравилась. «Многому она успела научиться у Всеволода Эмильевича и, во всяком случае, стала актрисой не хуже многих других», - вынужден был признать даже Игорь Ильинский , до того писавший о неуклюжести и сценической беспомощности Райх.

Советская критика в основном, правда, отозвалась более сдержанно, а зачастую и негативно. Часто повторялся главный упрек: Анна Андреевна занимает в спектакле неподобающе большое место. После «Ревизора», обретя свое независимое актерское «я», Райх обрела и прочное лидерство в труппе, и... уверенность, что имеет право руководить театром наравне с Мейерхольдом. Именно она в значительной степени определяла репертуарную политику, подбирая пьесы «под себя», присутствовала на репетициях и давала советы не только актерам, но и режиссеру. «Часто бывало, она не могла даже посоветовать чего-то мудрого, но Мейерхольд все равно ее слушал», - вспоминал драматург Александр Гладков.

Она содействовала увольнению Бабановой, которая была и талантливее, и опытнее ее, и некоторых других артистов. В результате театр, возглавляемый гениальным режиссером, остался с очень средним актерским составом. В народе его стали называть «театр Зинаиды Райх». Многие считали ее злым гением Мастера. Но вот мнение его племянницы: «Если бы не было в жизни Мейерхольда этой огромной, страстной любви к ней, то он давно превратился бы в усталого старика».

С годами Зинаида Николаевна становилась все более раздражительной, тщеславной, самовлюбленной. Виной тому был не только характер, но и болезнь. В письме к Сталину от 29 апреля 1937 года она сама признается: «Я сейчас очень больна, больны мозги и нервы». И содержание письма это подтверждает. Только психически больной человек мог в 37-м году написать Сталину: «Я с Вами все время спорю в свой голове, все время доказываю Вашу неправоту порой в искусстве... Вы должны... не ограничиваться своими вкусами... Вы должны выслушать от меня и плохое и хорошее».

И далее она дает вождю поручения: «вывести наружу» всю правду о смерти Есенина и Маяковского и самому стать цензором пьесы Лидии Сейфуллиной «Наташа», где ей хотелось сыграть заглавную роль. А в конце письма приглашает Сталина на дачу и желает здоровья не адресату, как это обычно принято, а себе: «Чтоб мне быть здоровой. Обязательно».

Известно: каждый сходит с ума по-своему. Бредовые идеи Райх были вполне в духе официальной советской идеологии, которую они с Мейерхольдом всегда - неизвестно, с какой мерой искренности, - отстаивали. В смерти Есенина она винила троцкистов, просила снять с могилы поэта крест, установленный его матерью, и поставить «хороший советский памятник».

Даже будучи больной, она никогда не покидала сцену надолго. И играла порой блестяще. Особенно в «Даме с камелиями». Разумеется, главную героиню - Маргариту Готье. Именно в этом спектакле о всепоглощающей любви и страсти ее лирическое дарование проявилось в полной мере. «На слова ее игру не переложить: в ней была духовная мелодическая сила, излучающая особый свет», - писал музыкант, выдающийся органист, впоследствии репрессированный Николай Выгодский.

Всего 14 лет длилась актерская карьера Зинаиды Райх. В январе 1938 года театр закрыли. Что, конечно, не могло пройти бесследно для больной психики Зинаиды Николаевны. Пришлось Мейерхольду отправить жену в санаторий. В психиатрические клиники он не отдавал ее никогда.

Когда я смотрел... на сказочный мир золотой осени, на все эти ее чудеса, я мысленно лепетал: Зина, Зиночка, смотри, смотри на эти чудеса и... не покидай меня, тебя любящего, тебя - жену, сестру, маму, друга, возлюбленную. Золотую, как это природа, творящая чудеса! Зина, не покидай меня!

Любимая Зина! Береги себя! Отдыхай! Лечись! Мы здесь справляемся. (Дети и родители Зинаиды Николаевны жили вместе с ними..) И справимся. А что скучно мне без тебя непередаваемо, так это уж надо перетерпеть. Ведь не на месяцы же эта разлука? Скоро мы снова будем как две половины одного сладкого спелого яблока, вкусного яблока. Крепко обнимаю тебя, моя любимая.... Крепко целую. Всеволод.

Зинаида Николаевна никогда не любила Мейерхольда так, как она когда-то любила Есенина. Но вот муж - в беде, и она становится заботливой, понимающей, нежной женой. И находит слова, которые сейчас так нужны ее «Севке».

Дорогой Всеволод!

Спасибо тебе за поэтическое осеннее письмо -оно замечательно!

Но какое-то глубокое огорчение влезало в мою душу из всех строчек. Утешаю себя тем, что это просто настроение... импрессиониста Севки... жизнерадостность - она в тебе крепче всего, как я начинаю думать - и во мне. Сейчас я говорила с тобой по телефону - голос звучал бодро... ты был тем Севочкой, которого я люблю, как жизнь, - прекрасный оптимист и язычник жизни. Солнышко! Сын солнца! Люблю навсегда, если тебе это надо... Мне кажется, что я смогу вылезти из этой болезни... Целую тебя, как могу, нежно, мой дорогой, любимый мой... З.Н.

20 июня 1939 года в Ленинграде Мейерхольда арестовали. Одновременно в его московской квартире произвели обыск. В протоколе зафиксирована жалоба Зинаиды Райх, протестовавшей против методов одного из агентов НКВД. «Мейерхольд говорил, что он верит в свою звезду, и я теперь ничего не понимаю», - написала она Мариэтте Шагинян. К 1939 году арестовали многих, в том числе и среди ближайшего окружения Мейерхольда. Казалось бы, можно было уже и что-то «понимать». Но Зинаида Николаевна - как почти все остававшиеся на свободе - верила, что именно их и минует чаша сия.

Через три недели после ареста Мейерхольда Зинаиду Райх зверски убили в ее собственной квартире. По официальной версии, то было уголовное преступление с целью ограбления. Но сын Зинаиды Николаевны Константин утверждал: «Ограбления не было, было только убийство». Ей нанесли более десятка ножевых ударов - она кричала и сопротивлялась, борясь за жизнь до последней секунды. Никто из соседей не вышел на эти крики. Решили, что у Зинаиды Николаевны очередной приступ.

Они поженились благодаря иронии судьбы. 22-летняя Зиночка Райх, хохотушка и красавица, собиралась замуж за поэта Алексея Ганина. Девушка работала машинисткой в газете левых эсеров и нередко захаживала в библиотеку при издании, к подружке Мине Свирской. За Миной ухаживал начинающий поэт Сергей Есенин. Алексей и Зина пригласили парочку в путешествие на Соловки. В канун отъезда выяснилось, что Мина не может ехать по семейным обстоятельствам.

Отправились втроем.

Есенин дружил с Ганиным. Но, оставшись без спутницы, вдруг осознал, что без ума влюблен в невесту друга, в Зину. Он предложил ей сойти на берег и обвенчаться в первой же церкви. Светлые кудри и ласковые слова юного поэта вскружили голову Зиночке. Она, не раздумывая, согласилась. Правда, перед тем тот спросил, была ли у нее близость с женихом.

Девушка не решилась сказать правду, что давно лишилась невинности. Первая брачная ночь стала разочарованием для Есенина. Простив ей ложь, позже он нередко попрекал ее, а иногда и доходил до исступления от мысли, что не оказался первым.

Квартиру в Москве молодые не нашли, жили порой врозь. Слава Сергея Есенина ширилась, по свидетельству Лидии Чуковской, «многих женщин пленяли его стихи, красивое напудренное лицо и искусно завитые пшеничные локоны». Но на поклонниц он не обращал особого внимания. Его больше интересовало, как лучше носить чуб – на левую или на правую сторону. Зинаида Райх забеременела и уехала рожать к родителям. А творчество ее мужа подпитывала крепкая мужская дружба с поэтом Анатолием Мариенгофом. Они на пару снимали жилье. Есенин называл Анатолия своей «ягодкой».

В комнатушке было холодно. Друзья согревались под одним одеялом. Поэт не изменил образа жизни, и когда Зинаида вернулась в Москву с годовалой дочкой. Есенин как-то пожаловался друзьям, что Анатолий всячески его отваживал от супруги, а потом взял да и сам женился. Не спасло и рождение сына. Есенин попросил Мариенгофа убедить Райх, будто бы он завел роман с другой женщиной. Зина поверила и уехала. Не признал поэт и новорожденного сына. Он увлекся Айседорой Дункан.

А Зинаида, отчаявшись устроить семейную жизнь, подалась в актрисы. Она поступила в Высшие театральные мастерские, где преподавал знаменитый Мейерхольд. Всеволод Эмильевич всерьез увлекся ученицей. Он был женат, воспитывал трех дочерей, но любовь к студентке, которая была на 20 лет его моложе, затмила все. Режиссер предложил Зиночке выйти за него замуж, предварительно спросив разрешения у Есенина. Тот, кривляясь, поклонился и сказал: «Сделай милость. По гроб буду благодарен». Мейерхольд усыновил его детей. А жена режиссера, узнав, что он уходит к молодой, прокляла изменщика и его пассию перед святыми образами. Кто знает, имело ли действие это проклятие, но спустя годы их обоих постигла ужасная смерть…

Вскоре Райх стала примой театра Мейерхольда. Труппа невзлюбила жену режиссера. Говорили, что она двигается по сцене, как «корова». Но специально для нее придумывали такие мизансцены, где все действие разворачивалось вокруг Райх и ей не приходилось передвигаться. Зина поссорилась с великой Марией Бабановой – Мейерхольд указал ей на дверь. Пришлось уйти и Эрасту Гарину.

Лучшие дня

Впрочем, многие роли Зинаида действительно исполняла талантливо. Едва она стала популярной актрисой, Есенин вдруг осознал, кого он потерял. В нем проснулись и отцовские чувства. Он требовал возможности общаться с детьми, начались тайные свидания Зинаиды с бывшим супругом. Мейерхольд знал о них, но терпел. Смерть Есенина была для нее тяжким ударом. На его похоронах она причитала: «Ушло мое солнце…»

На сцене Райх порой не контролировала себя, она заходилась в истерике. И если зрителям такие проявления чувств могли показаться лишь глубоким проникновением в роль, то Мейерхольд знал: это симптомы страшной болезни. Нервы ее сдавали в самых неподходящих ситуациях. На приеме в Кремле она однажды с яростью набросилась на самого Калинина со словами: «Все знают, что ты бабник!»

Еще в 1921 году 26-летняя Зина переболела страшными болезнями – волчанкой и сыпным тифом. Позже начали давать о себе знать признаки отравления мозга сыпнотифозным ядом. Это, как правило, приводило к помешательству. Лучшим лекарством была работа. Об этом знал режиссер и любящий муж, и до поры это помогало. Но в 1937 году началась очередная травля Мейерхольда. Зинаида понимала, чем все может окончиться. И с ней случился приступ. Она кричала, что пища отравлена, увидев стоящих у окна близких, требовала отойти подальше, опасаясь выстрела. Вскакивала по ночам, пытаясь неодетой вырваться на улицу. Врачи советовали поместить ее в психушку. Но Мейерхольд не позволил. Он кормил ее с ложечки, терпел, когда жена гнала его прочь, не узнавая. И действительно, вскоре к ней вернулся рассудок. А в январе 1938-го Зинаида в последний раз вышла на сцену и после завершающей фразы разрыдалась. Вскоре начались допросы. Театр закрыли. Райх написала письмо Сталину. Говорят, она грозилась предать гласности известные ей истинные причины гибели Есенина.

А через несколько дней в ее квартиру через балкон проникли двое мужчин. Она сидела в кабинете за столом. Изуверы подскочили к ней сзади. Один держал, а другой наносил удары ножом в сердце и шею. От криков проснулась домработница. Но едва она вбежала в комнату, как получила удар по голове. Шум услышал дворник. Он видел, как убийцы, выскочив из подъезда, нырнули в «черный воронок». Вскоре домработницу арестовали и отправили в лагеря, бесследно исчез и дворник.

После похорон Райх ее детей выселили, а в их квартиру въехали любовница Берии и его водитель. Через полгода Мейерхольда расстреляли как «шпиона английской и японской разведок».

Т. С. Есенина

Зинаида Николаевна Райх

Имя Зинаиды Николаевны Райх редко упоминается рядом с именем Сергея Есенина. В годы революции личная жизнь поэта не оставляла прямых следов в его творчестве и не привлекала к себе пристального внимания.

Актриса Зинаида Райх хорошо известна тем, кто связан с историей советского театра, ее сценический путь прослеживается месяц за месяцем. Но до 1924 года такой актрисы не существовало (свою первую роль она сыграла в возрасте 30 лет). Образ молодой Зинаиды Николаевны Есениной, жены поэта, трудно восстановить документально. Ее небольшой личный архив пропал в годы войны. До того возраста, когда охотно делятся воспоминаниями, Зинаида Николаевна не дожила. Я не много знаю из рассказов матери.

Мать была южанкой, но к моменту встречи с Есениным уже несколько лет жила в Петербурге, сама зарабатывала на жизнь, посещала Высшие женские курсы. Вопрос «кем быть?» не был еще решен. Как девушка из рабочей семьи, она была собранна, чужда богеме и стремилась прежде всего к самостоятельности.

Дочь активного участника рабочего движения, она подумывала об общественной деятельности, среди ее подруг были побывавшие в тюрьме и ссылке. Но в ней было и что-то мятущееся, был дар потрясаться явлениями искусства и поэзии. Какое-то время она брала уроки скульптуры. Читала бездну. Одним из любимых ее писателей был тогда Гамсун, что-то было близкое ей в странном чередовании сдержанности и порывов, свойственном его героям.

Она и всю жизнь потом, несмотря на занятость, много и жадно читала, а перечитывая «Войну и мир», кому-нибудь повторяла: «Ну как же это он умел превращать будни в сплошной праздник?»

Весной 1917 года Зинаида Николаевна жила в Петрограде одна, без родителей, работала секретарем-машинисткой в редакции газеты «Дело народа». Есенин печатался здесь. Знакомство состоялось в тот день, когда поэт, кого-то не застав, от нечего делать разговорился с сотрудницей редакции.

А когда человек, которого он дожидался, наконец пришел и пригласил его, Ceргей Александрович, со свойственной ему непосредственностью, отмахнулся:

– Ладно уж, я лучше здесь посижу…

Зинаиде Николаевне было 22 года. Она была смешлива и жизнерадостна.

Есть ее снимок, датированный 9 января 1917 года. Она была женственна, классически безупречной красоты, но в семье, где она росла, было не принято говорить об этом, напротив, ей внушали, что девушки, с которыми она дружила, «в десять раз красивее».

Со дня знакомства до дня венчания прошло примерно три месяца. Все это время отношения были сдержанными, будущие супруги оставались на «вы», встречались на людях. Случайные эпизоды, о которых вспоминала мать, ничего не говорили о сближении.

В июле 1917 года Есенин совершил поездку к Белому морю («Небо ли такое белое или солью выцвела вода?»), он был не один, его спутниками были двое приятелей (увы, не помню их имен) и Зинаида Николаевна. Я никогда не встречала описаний этой поездки.

Уже на обратном пути, в поезде, Сергей Александрович сделал матери предложение, сказав громким шепотом:

– Я хочу на вас жениться.

Ответ: «Дайте мне подумать» – его немного рассердил. Решено было венчаться немедленно. Все четверо сошли в Вологде. Денег ни у кого уже не было. В ответ на телеграмму: «Вышли сто, венчаюсь» – их выслал из Орла, не требуя объяснений, отец Зинаиды Николаевны. Купили обручальные кольца, нарядили невесту. На букет, который жениху надлежало преподнести невесте, денег уже не было. Есенин нарвал букет полевых цветов по пути в церковь – на улицах всюду пробивалась трава, перед церковью была целая лужайка.

Вернувшись в Петроград, они некоторое время жили врозь, и это не получилось само собой, а было чем-то вроде дани благоразумию. Все-таки они стали мужем и женой, не успев опомниться и представить себе хотя бы на минуту, как сложится их совместная жизнь. Договорились поэтому друг другу «не мешать». Но все это длилось недолго, они вскоре поселились вместе, больше того, отец пожелал, чтобы Зинаида Николаевна оставила работу, пришел вместе с ней в редакцию и заявил:

– Больше она у вас работать не будет.

Мать всему подчинилась. Ей хотелось иметь семью, мужа, детей. Она была хозяйственна и энергична.

Душа Зинаиды Николаевны была открыта навстречу людям. Помню ее внимательные, все замечающие и все понимающие глаза, ее постоянную готовность сделать или сказать приятное, найти какие-то свои, особые слова для поощрения, а если они не находились – улыбка, голос, все ее существо договаривали то, что она хотела выразить. Но в ней дремали вспыльчивость и резкая прямота, унаследованные от своего отца.

Первые ссоры были навеяны поэзией. Однажды они выбросили в темное окно обручальные кольца (Блок – «Я бросил в ночь заветное кольцо») и тут же помчались их искать (разумеется, мать рассказывала это с добавлением: «Какие же мы были дураки!»). Но по мере того как они все ближе узнавали друг друга, они испытывали порой настоящие потрясения. Возможно, слово «узнавали» не все исчерпывает – в каждом время раскручивало свою спираль. Можно вспомнить, что само время все обостряло.

С переездом в Москву кончились лучшие месяцы их жизни. Впрочем, вскоре они на некоторое время расстались. Есенин отправился в Константиново, Зинаида Николаевна ждала ребенка и уехала к своим родителям в Орел…

Я родилась в Орле, но вскоре мать уехала со мной в Москву, и до одного года я жила с обоими родителями. Потом между ними произошел разрыв, и Зинаида Николаевна снова уехала со мной к своим родным. Непосредственной причиной, видимо, было сближение Есенина с Мариенгофом, которого мать совершенно не переваривала. О том, как Мариенгоф относился к ней, да и вообще к большинству окружающих, можно судить по его книге «Роман без вранья».

Спустя какое-то время Зинаида Николаевна, оставив меня в Орле, вернулась к отцу, но вскоре они опять расстались…

Осенью 1921 года она стала студенткой Высших театральных мастерских. Училась не на актерском отделении, а на режиссерском, вместе с С. М. Эйзенштейном, С. И. Юткевичем.

С руководителем этих мастерских – Мейерхольдом – она познакомилась, работая в Наркомпросе. В прессе тех дней его называли вождем «Театрального Октября». Бывший режиссер петербургских императорских театров, коммунист, он тоже переживал как бы второе рождение. Незадолго перед этим он побывал в Новороссийске в белогвардейских застенках, был приговорен к расстрелу и месяц провел в камере смертников.

Летом 1922 года два совершенно незнакомых мне человека – мать и отчим – приехали в Орел и увезли меня и брата от деда и бабки. В театре перед Всеволодом Эмильевичем многие трепетали. Дома его часто приводил в восторг любой пустяк – смешная детская фраза, вкусное блюдо. Всех домашних он лечил – ставил компрессы, вынимал занозы, назначал лекарства, делал перевязки и даже инъекции, при этом сам себя похваливал и любил себя называть «доктор Мейерхольд».

Из тихого Орла, из мира, где взрослые говорили о вещах, понятных четырехлетнему ребенку, мы с братом попали в другой мир, полный загадочного кипенья. Я принадлежала к тому многочисленному сонму девочек, которые непрестанно подпрыгивают и мечтают о балете. Но, несмотря на все свое легкомыслие, тосковала по Орлу и не переставала удивляться людям, которые могут часами говорить о непонятном. Мать была из их числа, я к ней еще не привыкла и ничем с ней не делилась. А «почемучный» возраст брал свое, и, не решаясь ежесекундно почемукать, я решила своими силами выяснить, о чем Мейерхольд подолгу говорил со своими помощниками. Как-то я заранее приготовила себе скамеечку, чтобы спокойно посидеть и уловить начало разговора, – я вообразила, что тогда сумею распутать всю нить. Увы, в самый ответственный момент меня что-то отвлекло, и опыт не удался.

Внутренняя лестница вела из нашей квартиры в нижний этаж, где располагались и театральное училище и общежитие. Можно было спуститься вниз и поглазеть на занятия по биомеханике. Временами вся наша квартира заполнялась десятками людей, и начиналась читка или репетиция. За обедом мать заливалась смехом, вспоминая какую-нибудь реплику из пьесы. Она была вся в приподнятом настроении, с утра до ночи на ногах – каждая минута ее была чем-то заполнена. К нам вскоре перебралась родня из Орла, в доме всегда кто-то подолгу гостил, Зинаида Николаевна возглавила хозяйство многолюдного дома, налаживала режим. Квартира, лишенная поначалу самого необходимого, стала быстро приобретать жилой вид. Мать успевала даже сочинить для детей специальное «меню» и вывесить его в детской. Рано выучившись читать и вечно страдая отсутствием аппетита, я с тоской глядела на это «меню» и, прочитав строчку вроде: «8 час. вечера – чай с печеньем», заранее принималась пищать: «Я не хочу печенья». В Москве нас быстро избаловали. Позднее нам наняли учителей и стали приучать к дисциплине. А покуда мы полдня проводили с нянькой на бульваре.

Адрес наш, по старой памяти, звучал еще так: «Новинский бульвар, тридцать два, дом бывший Плевако». В свое время и наш дом и несколько соседних строений были собственностью знаменитого адвоката. Когда в 1927 году у нас случился пожар, об этом написала «Вечерняя Москва», и мы узнали из газеты, что дом наш построен еще до наполеоновского нашествия и был одним из уцелевших в пожар 1812 года. Входная деревянная лестница изгибалась винтом, комнаты были разной высоты – из одной в другую вела либо одна, либо несколько ступенек. Маленькие окна сложным способом предохранялись от ледяных узоров – между рамами ставили на зиму зловещий стакан с серной кислотой, под подоконником висела бутылочка – в нее опускали конец бинта, вбиравшего стекающую с окон влагу.

Напротив, на другой стороне бульвара, стояло очень похожее здание с мемориальной доской – в нем жил Грибоедов. Кто из его современников бродил по нашим комнатам – такими вопросами в двадцатые годы как-то не задавались.

Новинский был оживленным местом – неподалеку шумел Смоленский рынок с огромной барахолкой, где престарелые дамы в шляпках с вуалью распродавали свои веера, шкатулочки и вазочки. По бульвару ходили цыгане с медведями, бродячие акробаты. Приезжие крестьяне, жмурясь от страха, перебегали через трамвайную линию – в лаптях, домотканых армяках, с котомками за плечами.

На бульваре мы нежданно-негаданно познакомились со своим сводным братом – Юрой Есениным. Он был старше меня на четыре года. Его как-то тоже привели на бульвар, и, видно, не найдя для себя другой компании, он принялся катать нас на санках. Мать его, Анна Романовна Изряднова, разговорилась на лавочке с нянькой, узнала, «чьи дети», и ахнула: «Брат сестру повез!» Она тут же пожелала познакомиться с нашей матерью. С тех пор Юра стал бывать у нас, а мы – у него.

Анна Романовна принадлежала к числу женщин, на чьей самоотверженности держится белый свет. Глядя на нее, простую и скромную, вечно погруженную в житейские заботы, можно было обмануться и не заметить, что она была в высокой степени наделена чувством юмора, обладала литературным вкусом, была начитанна. Все связанное с Есениным было для нее свято, его поступков она не обсуждала и не осуждала. Долг окружающих по отношению к нему был ей совершенно ясен – оберегать. И вот – не уберегли. Сама работящая, она уважала в нем труженика – кому, как не ей, было видно, какой путь он прошел всего за десять лет, как сам себя менял внешне и внутренне, сколько вбирал в себя – за день больше, чем иной за неделю или за месяц.

Они с матерью симпатизировали друг другу. С годами Анна Романовна становилась человеком все более близким нашей семье. С сыном своим она рассталась в конце тридцатых годов и, не зная о его гибели, десять лет ждала его – до последнего своего вздоха.

Есенин не забывал своего первенца, иногда приходил к нему. С осени 1923 года он стал навещать и нас.

Зрительно я помню отца довольно отчетливо.

В детскую память врезаются не повседневность, а события исключительные. Я, например, сама для себя родилась в тот день, когда мне в полуторагодовалом возрасте прищемили палец дверью. Боль, вопль, суматоха – все озарилось, зашевелилось, и я стала существовать.

С приходом Есенина у взрослых менялись лица. Кому-то становилось не по себе, кто-то умирал от любопытства. Детям все это передается.

Первые его появления запомнились совершенно без слов, как в немом кино.

Мне было пять лет. Я находилась в своем естественно-прыгающем состоянии, когда кто-то из домашних схватил меня. Меня сначала поднесли к окну и показали на человека в сером, идущего по двору. Потом молниеносно переодели в парадное платье. Уже одно это означало, что матери не было дома – она не стала бы меня переодевать.

Помню изумление, с каким наша кухарка Марья Афанасьевна смотрела на вошедшего. Марья Афанасьевна была яркой фигурой в нашем доме. Глуховатая, она постоянно громко разговаривала сама с собой, не подозревая, что ее слышат. «Вы котлеты пережарили», – скажет ей мать в ухо. Она удалялась, ворча под общий хохот:

– Пережарила… Сама ты пережарила! Ничего. Сожрут. Актеры все сожрут.

Старуха, очевидно, знала, что у хозяйских детей есть родной отец, но не подозревала, что он так юн и красив.

Есенин только что вернулся из Америки. Все у него с головы до ног было в полном порядке. Молодежь тех лет большей частью не следила за собой – кто из бедности, кто из принципа.

Глаза одновременно и веселые и грустные. Он рассматривал меня, кого-то при этом слушая, не улыбался. Но мне было хорошо и от того, как он на меня смотрел, и от того, как он выглядел.

Когда он пришел в другой раз, его не увидели из окна. Дома была и на звонок пошла открывать Зинаида Николаевна.

Прошли уже годы с тех пор, как они расстались, но им доводилось иногда встречаться. В последний раз они виделись перед отъездом отца за границу, и эта встреча была спокойной и мирной.

Но сейчас поэт был на грани болезни. Зинаида Николаевна встретила его гостеприимной улыбкой, оживленная, вся погруженная в настоящий день. В эти месяцы она репетировала свою первую роль.

Он резко свернул из передней в комнату Анны Ивановны, своей бывшей тещи.

Я видела эту сцену.

Кто-то зашел к бабушке и вышел оттуда, сказав, что «оба плачут». Мать увела меня в детскую и сама куда-то ушла. В детской кто-то был, но молчал. Мне оставалось только зареветь, и я разревелась отчаянно, во весь голос.

Отец ушел незаметно.

З. Н. Райх

И сразу вслед за этим возникает другая сцена, вызывающая совершенно другое настроение. На тахте сидят трое. Слева курит папиросу Всеволод Эмильевич, посередине облокотилась на подушки мать, справа сидит отец, поджав одну ногу, опустив глаза, с характерным для него взглядом не вниз, а вкось. Они говорят о чем-то таком, что я уже отчаялась понимать.

В шесть лет меня стали учить немецкому, заставляли писать. Я уже знала, что Есенину принадлежат стихи «Собрала пречистая журавлей с синицами в храме…», что он пишет другие стихи и что жить с нами вовсе не должен.

У нас появилась первая «бонна» – Ольга Георгиевна. До революции она работала в той же должности ни больше ни меньше как у князей Трубецких, в том великолепном особняке, который стоял на Новинском рядом с нашим домом и где потом расположилась Книжная палата.

Ольга Георгиевна была суховата, грубовата и начисто лишена чувства юмора. А по ночам она рыдала над детскими книгами. Как-то я проснулась от ее всхлипываний. Над книгой она держала полотенце, мокрое от слез, и бормотала: «Господи, как безумно жаль мальчишек».

Детской нам служила просторная комната, где мебель почти не занимала места, посередине лежал красный ковер, на нем валялись игрушки и возвышались сооружения из стульев и табуреток.

Помню, мы с братом играем, а возле сооружений сидят Есенин и Ольга Георгиевна. Так было раза два. Ему не по себе рядом с ней, он нехотя отвечает на ее вопросы и не пытается себя насиловать и развлекать нас. Он оживился, лишь когда она стала расспрашивать о его планах. Он рассказал, что собирается ехать в Персию, и закончил громко и вполне серьезно:

– И там меня убьют.

Только в ресницах у него что-то дрожало. Я тогда не знала, что в Персии убили Грибоедова и что отец втихомолку издевается над княжеской бонной, которая тоже этого не знала и, вместо того чтобы шуткой ответить на шутку, поглядела на него с опаской и замолчала.

Один только раз отец всерьез занялся мной. Он пришел тогда не один, а с Галиной Артуровной Бениславской. Послушал, как я читаю. Потом вдруг принялся учить меня… фонетике. Проверял, слышу ли я все звуки в слове, особенно напирал на то, что между двумя согласными часто слышен короткий гласный звук. Я спорила и говорила, что, раз нет буквы, значит, не может быть никакого звука.

Как-то до Зинаиды Николаевны дошли слухи, что Есенин хочет нас «украсть». Либо сразу обоих, либо кого-нибудь одного. Я видела, как отец подшучивал над Ольгой Георгиевной, и вполне могу себе представить, что он кого-то разыгрывал, рассказывая, как украдет нас. Может быть, он и не думал, что этот разговор дойдет до Зинаиды Николаевны. А может быть, и думал…

И однажды, забежав к матери в спальню, я увидела удивительную картину. Зинаида Николаевна и тетка Александра Николаевна сидели на полу и считали деньги. Деньги лежали перед ними целой горкой – запечатанные в бумагу, как это делают в банке, столбики монет. Оказывается, всю зарплату в театре выдали в тот раз трамвайной мелочью.

– На эти деньги, – возбужденно прошептала мать, – вы с Костей поедете в Крым.

Я, конечно, гораздо позже узнала, что шептала она во имя конспирации. И нас действительно срочно отправили в Крым с Ольгой Георгиевной и теткой – прятать от Есенина. В доме было много женщин, и было кому сеять панику. В те годы было много разводов, право матери оставаться со своими детьми было новшеством, и случаи «похищения» отцами своих детей передавались из уст в уста.

В 1925 году отец много работал, не раз болел и часто покидал Москву. Кажется, он был у нас всего два раза.

Ранней осенью, когда было еще совсем тепло и мы бегали на воздухе, он появился в нашем дворе, подозвал меня и спросил, кто дома. Я помчалась в полуподвал, где находилась кухня, и вывела оттуда бабушку, вытиравшую фартуком руки, – кроме нее, никого не было.

Есенин был не один, с ним была девушка с толстой темной косой.

– Познакомьтесь, моя жена, – сказал он Анне Ивановне с некоторым вызовом.

– Да ну, – заулыбалась бабушка, – очень приятно…

Отец тут же ушел, он был в состоянии, когда ему было совершенно не до нас. Может, он приходил в тот самый день, когда зарегистрировал свой брак с Софьей Андреевной Толстой?

В декабре он пришел к нам через два дня после своего ухода из клиники, в тот самый вечер, когда поезд вот-вот должен был увезти его в Ленинград. Спустя неделю, спустя месяцы и даже годы родные и знакомые несчетное число раз расспрашивали меня, как он тогда выглядел и что говорил, потому и кажется, что это было вчера.

В тот вечер все куда-то ушли, с нами оставалась одна Ольга Георгиевна. В квартире был полумрак, в глубине детской горела лишь настольная лампа, Ольга Георгиевна лечила брату синим светом следы диатеза на руках. В комнате был еще десятилетний сын одного из paботников театра, Коля Буторин, он часто приходил к нам из общежития – поиграть. Я сидела в «карете» из опрокинутых стульев и изображала барыню. Коля, угрожая пистолетом, «грабил» меня. Среди наших игрушек был самый настоящий наган. Через тридцать лет я встретила Колю Буторина в Ташкенте, и мы снова с ним все припомнили.

На звонок побежал открывать Коля и вернулся испуганный:

– Пришел какой-то дядька, во-от в такой шапке.

Вошедший уже стоял в дверях детской, за его спиной.

Коля видел Есенина раньше и был в том возрасте, когда это имя уже что-то ему говорило. Но он не узнал его. Взрослый человек – наша бонна – тоже его не узнала при тусклом свете, в громоздкой зимней одежде. К тому же все мы давно его не видели. Но главное было в том, что болезнь сильно изменила его лицо. Ольга Георгиевна поднялась навстречу, как взъерошенная клушка:

– Что вам здесь нужно? Кто вы такой?

Есенин прищурился. С этой женщиной он не мог говорить серьезно и не сказал: «Как же это вы меня не узнали?»

– Я пришел к своей дочери.

– Здесь нет никакой вашей дочери!

Наконец я его узнала по смеющимся глазам и сама засмеялась. Тогда и Ольга Георгиевна вгляделась в него, успокоилась и вернулась к своему занятию.

Он объяснил, что уезжает в Ленинград, что поехал уже было на вокзал, но вспомнил, что ему надо проститься со своими детьми.

– Мне надо с тобой поговорить, – сказал он и сел, не раздеваясь, прямо на пол, на низенькую ступеньку в дверях. Я прислонилась к противоположному косяку. Мне стало страшно, и я почти не помню, что он говорил, к тому же его слова казались какими-то лишними – например, он спросил: «Знаешь ли ты, кто я тебе?»

Я думала об одном – он уезжает и поднимется сейчас, чтобы попрощаться, а я убегу туда – в темную дверь кабинета.

И вот я бросилась в темноту. Он быстро меня догнал, схватил, но тут же отпустил и очень осторожно поцеловал руку. Потом пошел проститься с Костей.

Дверь захлопнулась. Я села в свою «карету», Коля схватил пистолет…

В гробу у отца было снова совершенно другое лицо.

Мать считала, что, если бы Есенин в эти дни не оставался один, трагедии могло не быть. Поэтому горе ее было безудержным и безутешным и «дырка в сердце», как она говорила, с годами не затягивалась…

Из книги С. А. Есенин в воспоминаниях современников. Том 2. автора Есенин Сергей Александрович

Т. С. ЕСЕНИНА ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА РАЙХ Имя Зинаиды Николаевны Райх редко упоминается рядом с именем Сергея Есенина. В годы революции личная жизнь поэта не оставляла прямых следов в его творчестве и не привлекала к себе пристального внимания.Актриса Зинаида Райх хорошо

Из книги Всё, что помню о Есенине автора Ройзман Матвей Давидович

17 Есенин пишет стихи, рассказывает о своих детях. Доклад Мейерхольда Зинаида Райх вспоминает о своей любви. Письмо Константина Есенина. Стихи-свидетели В конце осени 1921 года я пришел утром в «Стойло Пегаса», чтобы просмотреть квартальный финансовый отчет, который надо

Из книги Женщины, которые любили Есенина автора Грибанов Борис Тимофеевич

Глава V ЗИНАИДА РАЙХ - ЖЕНА ЛЮБИМАЯ И НЕНАВИСТНАЯ Лето 1917 года в Петрограде было тревожным, смутным. Временное правительство выказало себя правительством слабым, нерешительным, поистине временным. На власть точили зубы как правые силы, так и левые - справа монархисты,

Из книги Борис Пастернак автора Быков Дмитрий Львович

Глава XXII Зинаида Николаевна

Из книги Четыре друга на фоне столетия автора Прохорова Вера Ивановна

Глава 3 Пастернак и Зинаида Николаевна Линия жизни Борис Пастернак Родился 10 февраля 1890 года в Москве.Отец - художник Леонид (Исаак) Пастернак.Мать - пианистка Розалия Кауфман.До 30 лет поэт носил отчество Исаакович.В 1921 году родители и сестры Пастернака эмигрировали.В

Из книги Борис Пастернак. Времена жизни автора Иванова Наталья Борисовна

Зинаида Николаевна. Второе рождение Еще в 1928 году «Поверх барьеров» принес в дом пианиста Генриха Нейгауза его друг Валентин Фердинандович Асмус. Они читали стихи Пастернака вслух, ночь напролет. Жена Нейгауза, Зинаида Николаевна, осталась недовольна затянувшимся

Из книги Всё на свете, кроме шила и гвоздя. Воспоминания о Викторе Платоновиче Некрасове. Киев – Париж. 1972–87 гг. автора Кондырев Виктор

Зинаида Николаевна Жёны усложняют жизнь, считал Некрасов.И недоумевал, почему столько мировых парней, его друзей, добровольно ограничивают свою свободу или, хуже того, обращают внимание на мнения жён.Жёны просто мешают мужской дружбе! Но с другой стороны, некоторых из

Из книги Есенин автора

Из книги Четыре подруги эпохи. Мемуары на фоне столетия автора Оболенский Игорь

Гамлет в юбке Зинаида Райх - Лида, открой дверь. Ты разве не слышишь - стучат!- Да нет там никого, Зинаида Николаевна. Вам показалось.- Я что, по-твоему, сумасшедшая? Я ясно слышала - в дверь кто-то постучал. Ладно, сама открою.Статная черноволосая женщина со следами былой

Из книги 50 величайших женщин [Коллекционное издание] автора Вульф Виталий Яковлевич

Зинаида Райх ТЕАТРАЛЬНЫЙ РОМАНЭтому роману суждено было стать одним из самых громких, скандальных, трагичных в истории русской культуры. Талантливый поэт, известный режиссер – и между ними женщина, которую они любили. Сергей Есенин, Зинаида Райх и Всеволод Мейерхольд –

Из книги Есенин. Русский поэт и хулиган автора Поликовская Людмила Владимировна

«Февральская метель». Зинаида Райх Первым поэтическим откликом Есенина на революционные события стала «маленькаяпоэма» «Товарищ», датированная автором мартом 1917-го, а впервые напечатанная в мае того же года в эсеровской газете «Дело народа». На первый взгляд Есенин в

Из книги Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 1. А-И автора Фокин Павел Евгеньевич

Из книги Есенин глазами женщин автора Биографии и мемуары Коллектив авторов --

Т. С. Есенина Зинаида Николаевна Райх Имя Зинаиды Николаевны Райх редко упоминается рядом с именем Сергея Есенина. В годы революции личная жизнь поэта не оставляла прямых следов в его творчестве и не привлекала к себе пристального внимания.Актриса Зинаида Райх хорошо

Из книги Интимные тайны Советского Союза автора Макаревич Эдуард Федорович

Зинаида Райх, sex appeal Зинаида Райх, жена Всеволода Мейерхольда, мэтра новаторской режиссуры, работала в его театре – Театре Мейерхольда. Этот театр он, по сути, бросил к ее ногам – из-за нее ушли великая Мария Бабанова, Эраст Гарин, Сергей Эйзенштейн. Но посредственная

Современники Зинаиды Райх утверждали, что она была талантливой, умной женщиной, обладала какой-то магнетической силой, привлекавшей мужчин. В неё влюблялись многие, но особенно девушкой заинтересовался друг Есенина Алексей Ганин. Сам поэт в это время ухаживал за Миной Свирской, работавшей в библиотеке при издании.
Однажды Ганин и Райх собрались на Соловки, родину Алексея, и пригласили в путешествие Сергея и Мину. Однако Свирская по семейным обстоятельствам поехать не смогла, зато Есенин во время поездки неожиданно осознал, что без ума влюблён в Зинаиду. ...Черноволосая красавица прекрасно смотрится на палубе белого парохода. Ганин отошел в сторону, любуясь невестой, он не слышит, о чем говорят Зинаида и Сергей:
- Зина, это очень серьезно. Поймите же, я люблю вас... с первого взгляда. Давайте обвенчаемся! Немедленно! Если откажете, покончу с собой... Скоро берег... церковь... Решайтесь! Да или нет?!
Девушка сперва оскорбила чувствительного поэта, сообщив, что ей нужно подумать, но затем отправила короткую телеграмму отцу: «Вышли сто, венчаюсь. Зинаида». Отец выслал.По дороге Сергей нарвал полевых цветов, не помня себя, забыв про Ганина, молодые обвенчались в маленькой церкви под Вологдой, искренне веря, что будут жить долго, счастливо и умрут в один день.
Молодожёны поселились в Петрограде на Литейном. Зинаида старалась создавать Сергею все условия для творчества. К Есениным приходили друзья, часто звучали стихи. Хозяйка, жена поэта, была не только обаятельна, но гостеприимна и приветлива. Друг Есениных поэт В. Чернявский вспоминал: «Жили они без особого комфорта, но со своего рода домашним укладом и не очень бедно. Сергей много печатался, и ему платили как поэту большого масштаба. И он, и Зинаида Николаевна умели быть, несмотря на начинающуюся голодовку, приветливыми хозяевами... У небольшого обеденного стола близ печки, в которой мы трое по вечерам за тихими разговорами пекли революционную картошку, нередко собирались за самоваром гости».
Зинаида была трудолюбива, деловита и хозяйственна, умела готовить вкусные блюда, и Есенин это ценил, особенно впоследствии - тоскуя по семье, он вспоминал и это искусство Зинаиды.
Была Зинаида не только женой, но и другом Есенину, она знала и хорошо читала стихи Блока, Маяковского и, конечно, Есенина.
Первое время спокойная семейная жизнь удавалась, поэт даже отговаривался от весёлых холостяцких попоек. Но счастье было недолгим. Несмотря на то, что сам Есенин хвастался «донжуанскими победами», он был страшно ревнив и не смог простить любимой, что оказался не первым мужчиной в её жизни.
С каждым годом слава Есенина росла, у поэта появилось много поклонников и ещё больше собутыльников. Выпив, он становился невыносим и устраивал жене страшные скандалы: сначала бил, а потом валялся в ногах, вымаливая прощение.
В 1917 году Зинаида забеременела и ближе к родам Зина уехала к родителям в Орел, а Сергей - в Москву, чтобы примкнуть к поэтам - имажинистам.
Жену не навещал, не звал и не ждал. Тогда она взяла годовалую Танечку и сама к нему приехала в комнату на Богословском, где он жил вместе с Мариенгофом. Сергей особой радости не высказал, но к дочке потянулся всем сердцем. Вскоре он велел ей уехать, сказав, что все чувства прошли, что его вполне устраивает та жизнь, которую он ведет. Зинаида не хотела верить: "Любишь ты меня, Сергун, я это знаю и другого знать не хочу..." И тогда Есенин...подключил Мариенгофа. Вывел в коридор, нежно обнял за плечи, заглянул в глаза:
- А вот чего... не могу я с Зинаидой жить... Скажи ты ей, Толя (уж так прошу, как просить больше нельзя!), что есть у меня другая женщина...

Через некоторое время Зинаида поняла, что ждет ребенка, подумала, может, это и к лучшему, дети привяжут... По телефону обсудила с мужем имя - договорились, если будет мальчик, то назовут Константином, с которым Сергей даже не посчитал нужным познакомиться. Маленький Костя тяжело заболел сразу после рождения, и Зинаида была вынуждена отправиться с сыном в Кисловодск на лечение, где неожиданно встретила на платформе ростовского вокзала Мариенгофа. Узнав, что Есенин ходит где-то рядом, попросила: "Скажите Сереже, что я еду Костей. Он его не видал. Пусть зайдет, взглянет... Если не хочет со мной встречаться, могу выйти из купе". Поэт нехотя, но зашел, посмотрел на сына и сказал: "Фу... Черный... Есенины черные не бывают». Бедная женщина отвернулась к окну, плечи ее вздрагивали, а Есенин повернулся на каблуках и вышел... легкой, танцующей походкой.

Незадолго до рождения сына Зинаиде пришлось уехать к родителям в Орел. Потом Зинаида Николаевна, поселившись с малолетними детьми в Москве на Остоженке в доме матери и ребенка, тяжело заболела - вначале брюшным, а затем и сыпным тифом. Разрыв с Есениным и слабое здоровье малыша сильно сказались на молодой женщине, она попала в клинику для нервнобольных. По возвращении к родителям Зинаиду ожидало очередное потрясение: пришла телеграмма, в которой Сергей просил развода.
Утраченный на время рассудок вернулся к ней. А щенячье любопытство и детская смешливость, еще так недавно очаровавшие Есенина, исчезли навсегда. Зинаида превратилась в трезвого, рассудительного человека, прекрасно знающего, что судьба ничего не преподносит даром.
Очень скоро на смену неизвестной орловской жене придет популярная американская танцовщица Айседора Дункан. Но не так далеко и, то время, когда Сергей Есенин будет дежурить возле чужого дома, умирая от тоски по своим детям, стучаться в дверь и жалобно просить, чтобы впустили на одну минуту, только посмотреть... Уснули? Пусть их вынесут... спящих... он хочет их видеть. И Зину... свою жену... известную актрису, супругу Всеволода Мейерхольда. ...Мейерхольд, кстати, давно присматривался к Зинаиде Райх. Как-то на одной из вечеринок спросил у Есенина:
- Знаешь, Сережа, я ведь в твою жену влюблен... Если поженимся, сердиться на меня не будешь?
Поэт шутливо поклонился режиссеру в ноги:
- Возьми ее, сделай милость... По гроб тебе благодарен буду.
И все-таки Сергей не оценил жену, она докажет ему, на что способна... она станет актрисой.
Брак Райх и Есенина был расторгнут в 1921 году, а в 1924-м «разбойник кудрявых полей» посвятил Зинаиде пронзительные строки стихотворения «Письмо к женщине», где искренне раскаивался в своём поведении:
Простите мне...
Я знаю: вы не та -
Живёте вы
С серьёзным, умным мужем;
Что не нужна вам наша маета,
И сам я вам
Ни капельки не нужен...
После разрыва с Есениным Зинаиду ожидала другая жизнь: новая любовь и профессиональный успех. Осенью 1921 года эта красивая женщина, внешне похожая на тогдашнюю кинодиву Веру Холодную, поступила на театральные курсы при Государственных экспериментальных мастерских, которыми руководил сам 48-летний Всеволод Мейерхольд, а тот сразу же предложил ей руку и сердце. Зинаида долго не могла решиться, мол, разведена, двое детей, никому не верю... на что известный режиссер просто и внятно ответил: "Я люблю вас, Зиночка. А детей усыновлю". До этого Всеволод прожил четверть века со своей первой женой Ольгой Мунт, которую знал с детства, родил с ней трех дочерей. Законная супруга чуть с ума не сошла, когда вернулась из поездки и увидела Зинаиду - что он нашел в этой хмурой женщине, как посмел привести ее в их дом? А потом взяла да прокляла их обоих перед образом: "Господи, покарай их!" Сделала это от отчаяния, но взяла на себя страшный грех - сама осталась ни с чем, а годы спустя гибель Всеволода и Зинаиды была зверской, чудовищной...
Но это потом, а сейчас Мейерхольд счастлив, он и не знал, что можно так любить... Однако Есенина это задело: "Втерся ко мне в семью, изображал непризнанного гения... Жену увел..."

Наряду со сценой Зинаида стала, смыслом существования для Мейерхольда Райх казалась режиссеру живым воплощением стихии, разрушительницей и созидательницей, с ней можно делать революционный театр. Неважно, что многие считали ее посредственной актрисой, зато муж - боготворил и готов был отдать ей все роли - и женские, и мужские. Когда зашел разговор о постановке "Гамлета" и Мейерхольда спросили, кто же будет играть главного героя, он ответил: "Конечно же, Зиночка". Тогда Охлопков сказал, что сыграет Офелию, и даже написал письменную заявку на эту роль, после чего вылетел из театра. Про Зину говорили, что она передвигается по сцене, как "корова". Прослышав сплетню, Всеволод Эмильевич увольняет из театра любимицу публики Марию Бабанову - тонкую, гибкую, с хрустальным голосом (ей больше хлопают). Мейерхольд специально для Зиночки придумывает такие мизансцены, что и двигаться не нужно - действие разворачивается вокруг героини.
В скором времени из-за ссоры с Зинаидой из театра ушел и великий Эраст Гарин - Райх стала первой актрисой. А со временем и хорошей актрисой: любовь и режиссёрский гений совершили чудо.
Рядом с Мейерхольдом Зина по-настоящему расцвела. Она почувствовала любовь и заботу. Родители перебрались из Орла в Москву, у детей есть все необходимое: лучшие доктора, учителя, дорогие игрушки, отдельные комнаты. Вскоре семья переехала в стометровую квартиру. Зинаида - одна из первых дам Москвы, она бывает на дипломатических и правительственных приемах, принимает в своем доме самых именитых гостей. «Сколько ни повидал я на своем веку обожаний, - вспоминал потом известный кинодраматург Евгений Габрилович, - но в любви Мейерхольда к Райх было нечто непостижимое. Неистовое. Немыслимое. Беззащитное и гневно-ревнивое... Нечто беспамятное. Любовь, о которой все пишут, но с которой редко столкнешься в жизни».
Всеволод Эмильевич был полностью поглощен своим чувством и совсем не контролировал его. Во время одной из репетиций на сцену с грохотом рухнула чугунная балка, едва не задавившая ведущую актрису театра Марию Бабанову. Актеры и рабочие сцены стояли потрясенные, и тут вошла Райх. Мейерхольд в испуге кинулся к ней: «Зиночка! Какое счастье, что тебя здесь не было».

В театре главный режиссер, носивший после женитьбы двойную фамилию Мейерхольд-Райх, бывал, требователен и даже грозен, никому никогда не уступал бразды правления. В домашней же обстановке полностью царила Зинаида Николаевна, а Всеволод Эмильевич становился беспредельно мягким и уступчивым.
Он не только усыновил детей Есенина, но и искренне привязался к ним. И они во всем доверяли отчиму, который неизменно был доволен, когда к детям со двора приходили сверстники (бывал, например, в его доме и совсем юный Зиновий Гердт).
Едва Зинаида стала популярной, Есенин осознал, кого потерял Вернувшись в 1923 году из Америкив Россию, после разрыва с Айседорой Дункан, больным и измученным (у него начала развиваться эпилепсия) после того, как Зинаида стала актрисой самого авангардного театра, красивой и благополучной супругой популярного режиссера, - Есенин снова влюбился в свою бывшую жену...
вдруг воспылал к сыну и дочери отцовскими чувствами; ему уже не казалось, что «Есенины черными не бывают».
Он ревновал бывшую жену и адресовал ее новому мужу обиженные полуиронические строки:

«Пей, закусывать изволь!
Вот перцовка под леща!
Мейерхольд, ах, Мейерхольд,
Выручай товарища!»

Многие из знавших наших героев подчеркивают, что Есенин любил Зинаиду до гробовой доски. Не зря же он казнил себя:

«Но ты детей по свету растерял,
Свою жену легко отдал другому,
И без семьи, без дружбы, без причал
Ты с головой ушел в кабацкий омут...»

И адресовал бывшей жене множество поздних раскаяний:

«Вы помните,
Вы всё, конечно, помните,
Как я стоял, приблизившись к стене.
Взволнованно ходили вы по комнате,
И что-то резкое в лицо бросали мне...»

Хотя поэт теперь редко когда бывал трезв и с каждым днем опускался все ниже, Зинаида Райх начала опять встречаться с ним в комнате своей подруги Зинаиды Гейман.
Но Гейман не сказала ей, что Мейерхольду все известно, что однажды вечером он брезгливо смотрел в глаза своднице: «Я знаю, что Вы помогаете Зинаиде встречаться с Есениным. Прошу, прекратите это: если они снова сойдутся, то она будет несчастна...». Подруга спрятала глаза, пожала плечами, мол, это ревность... фантазии воспаленного воображения...

А Сергей Есенин страдал без детей, ревновал и желал Зинаиду, чей успех в Москве и Петербурге затмил успех Айседоры Дункан. Но... на одном из свиданий Райх сказала бывшему мужу, что "параллели не скрещиваются", все, хватит, она не бросит Всеволода. ...После смерти поэта Райх подарила Гейман фотографию с надписью: "Тебе, Зинушка, как воспоминание о самом главном и самом страшном в моей жизни - о Сергее..."

У Мейерхольда были основания для беспокойства. Зинаида даже на сцене не контролировала себя. Играя городничиху, так щипала дочку, что та вскрикивала по-настоящему. На приеме в Кремле разъяренно набросилась на самого Калинина: "Все знают, что ты бабник!" Любой насмешливый взгляд в свою сторону воспринимала в штыки, могла тут же закатить истерику... Поэтому здоровье жены волновало Мейерхольда больше, чем связь с Есениным - тот ведь после Америки тоже сам не свой, говорят, у него участились приступы эпилепсии...
...О самоубийстве поэта супруги узнали в тот же день, но поздно вечером.
Всеволод Эмильеич до утра оттирал бившуюся в истерике жену мокрыми полотенцами. Сын ее Константин так вспоминал ту ночь: «Мать лежала в спальне, почти утратив способность реального восприятия... Два раза выбегала к нам, порывисто обнимала и говорила, что мы теперь сироты».

Всеволод Эмильевич поддерживал Зину около гроба Есенина, когда она кричала: "Сказка моя, куда ты уходишь?", закрыл спиной от бывшей свекрови, когда та заявила при людях: "Ты во всем виновата!" Сопровождал повсюду, не спускал глаз - только бы не было срыва, только бы все обошлось...

В 30-е годы дом Мейерхольдов считали одним из самых благополучных и гостеприимных в Москве. Говорили, что Зинаида опять накормила всякими вкусностями, а уж сама-то как хороша: известная актриса, красивая женщина, муж просто боготворит ее.

После трагической гибели поэта семья Мейерхольда прожила ещё тринадцать спокойных лет. Но их счастливую жизнь нарушил не чужой мужчина, а государство.
Наступало время, когда кругом были одни "враги". В 1938-м появились статьи о "мейерхольдовщине". Под этим подразумевалось тайное пристрастие режиссера к буржуазному искусству. Мейерхольду не дали звания Народного артиста СССР, театр закрыли, а после арестовали и его самого. Зинаида считала всё происходящее страшной ошибкой и написала письмо Сталину, где попыталась объяснить, что Мейерхольд - гениальный режиссёр, а адресат ничего не понимает в театре. Но её записка только усугубила ситуацию: летом 1939 года в собственной квартире зверски была убита сама Зинаида Райх.
После похорон Зинаиды её детей выселили, а в их квартиру въехали любовница Берии и его водитель. Через полгода Мейерхольда расстреляли как «шпиона английской и японской разведки», продержав несколько месяцев в тюрьмах и забив до неузнаваемости. Где лежит его тело, неизвестно до сих пор, но судьбе было угодно, чтобы Есенин, Райх и Мейерхольд и в другой жизни были вместе. Зинаиду похоронили на Ваганьковском кладбище, недалеко от могилы Есенина. Через некоторое время на памятнике Райх появилась еще одна надпись - Всеволод Эмильевич Мейерхольд.
На этом окончательно завершилась непростая история любви незаурядной женщины и двоих мужчин, оставивших глубокий след в истории российской культуры.

Используемая литература:

1. Сергей Есенин в стихах и жизни: Воспоминания современников.- Москва: Республика, 1995-591 с.:ил.

2. Есенина Т.С. Зинаида Николаевна Райх. - «Есенин и современность».- Москва: 1973- 357-374с.: ил.
3. Поликовская Л.В.Сергей Есенин.- Москва: Вече, 2010.- 352с.: ил.

Источник фото: avmalgin.livejournal.com, www.liveinternet.ru, www.litmir.co, www.peoples.ru, superstyle.ru, www.m24.ru, vk.com.

Райх Зинаида

21 июня 1894 года в Одессе родилась Зинаида Николаевна Райх - талантливая театральная актриса, жена Сергея Есенина и Всеволода Мейерхольда. Сергей Есенин был великим поэтом. Всеволод Мейерхольд - великим режиссером. Зинаида Райх - примой его театра. Для того, чтобы составить представление об их месте в отечественной культуре, этого достаточно. Есть другая история - частная, личная, потаенная. Именно она определяет поступки и судьбы: любовь к женщине становится олицетворением любви к революции (или страсти к новым формам в искусстве). У такой истории свои координаты: Зинаида Райх была женой Сергея Есенина и второй женой Всеволода Мейерхольда. За этим - любовь и предательство, сломанные судьбы, безумие, возрождение к новой жизни. И великие спектакли, в которые все претворилось. Насколько талантливой актрисой она оказалась, теперь уже не важно. Ее неординарная жизнь полнилась тайнами, ее страшная гибель потрясла современников...

Родители Зинаиды Райх познакомились случайно, в поезде. Обрусевший немец Август Райх родился в семье выходца из Силезии лютеранского вероисповедания. Работал слесарем, пароходным и паровозным машинистом. Чтобы жениться на православной христианке Анне Ивановне Викторовой, происходившей из обедневших дворян, Августу пришлось принять ее веру и стать Николаем Андреевичем. В 1892 году они поженились и стали жить на окраине Одессы, в районе, известном как Ближние Мельницы. Здесь у них родилась дочь Зиночка. Училась в Одессе, в женской гимназии.

Отец передал дочери не только немецкую фамилию, но и страсть к книгам, кружкам, поиску своего пути, чтению революционной литературы. За активное членство в РСДРП Николай Райх был вынужден уехать из Одессы в Бендеры, семья переезжает вместе с ним. Втянутая в политическую борьбу, девочка исключается из 8 класса гимназии, но это ее не останавливает.

В 1913 году Зинаида вступила в партию социалистов-революционеров, через год была арестована, два месяца просидела в тюрьме. Матери удалось выхлопотать для неё свидетельство о среднем образовании, но в документе о политической благонадежности было отказано. Ведя активную пропагандистскую работу, Зинаида вскоре перебирается в Петроград, где поступает на историко-литературный факультет Высших женских курсов С.Г. Раевского, берет уроки скульптуры, изучает иностранные языки. Впоследствии она отметит в анкете: «Знаю немецкий, французский и латынь». Одновременно работает техническим секретарем в эсеровской газете «Дело народа» и в «Обществе распространения эсеровской литературы и газет». Именно там она встречает Сергея Есенина.

Весной 1917 года он навестил редакцию, но нужный ему человек отсутствовал. Собравшись уходить, поэт обратил внимание на нежную, классически безупречной красоты девушку. Зинаиде Николаевне шел двадцать третий год. Есенин подошел к ней, сел рядом и разговорился. Когда нужный ему сотрудник редакции пришел и пригласил его, Сергей Александрович, занятый с красивой девушкой, отмахнулся: «Ладно уж, я лучше здесь посижу». Молодые люди часто встречались, но всегда на людях обращались друг к другу на «вы», отношения были до предела сдержанными. Во время одной из встреч он подарил Зине свою фотографию с надписью: «За то, что девочкой неловкой предстала ты мне на пути моем. Сергей». Она также страстно увлеклась начинающим поэтом.

В июле 1917 года Сергей Есенин уговаривает Зинаиду Райх совершить поездку к Белому морю. Они посетили Мурманск, Архангельск, Соловки. В поездке Есенин сделал Зинаиде предложение. Решено было венчаться в Вологде. Денег хватило только на обручальные кольца и на наряд невесте. Положенный в таких случаях букет нарвали из полевых цветов. Для Есенина это была едва ли не игра. Но для Райх любовь к первому мужу оказалась пожизненной. Её гордость всегда отступала перед этой роковой привязанностью.

В конце августа 1917 года молодые приехали в Орел, чтобы отметить скромную свадьбу, познакомиться с родителями Райх, переехавшими в российскую глубинку из Бендер по приглашению сестры матери Зинаиды. В сентябре молодые вернулись в Петроград, где сняли две комнаты на Литейном. Сергей каждому знакомому радостно хвастался: «У меня есть жена!». Писал стихи, читал их супруге. На черновике поэмы «Инония» появилось посвящение «З.Н.Е.».

В 1918-м Наркомпрод, куда Райх устроилась работать, поскольку есенинских гонораров на жизнь не хватало, переехал в Москву. Туда же отправилась и чета, ожидавшая первенца. Жить было негде, Есенину, увлеченному издательской деятельностью и богемными похождениями, беременная жена стала в тягость. Вскоре Зинаида Николаевна отправилась рожать в Орел к родителям. А когда вернулась, чтобы показать годовалую Танюшу отцу, Сергей Александрович, дабы спровадить обеих с рук, попросил ближайшего приятеля солгать Райх, будто он давно и всерьез увлечен другой женщиной. Оскорбленная жена оставила Есенина в покое. А в феврале 1920-го родила сына Константина. Белокурый отец был не слишком расположен признавать темноволосого наследника, что подвело черту под окончательным разрывом.

Собственно, мотивы поведения Есенина вполне очевидны. Пуще всего он желал славы и был при этом, как сказали бы сейчас, первоклассным имиджмейкером. Еще в Питере он позволял возить себя по домам известных литераторов, как ярмарочного медведя, расчетливо облачившись в рыжие сапоги и вышитую поддевку, какие ни за что не надел бы в деревне. Характерно, что он не хотел перевозить в город сестер, чтобы не «разоблачили» его продуманный деревенский имидж. В нем смешались жажда славы, комплексы недавно попавшего в город крестьянина и презрение к высоколобым. Он собирался оставить их далеко позади, а до поры прятался под маской деревенского простачка. Однажды полюбезничав с некрасивой веснушчатой дочерью Шаляпина, поэт задумчиво обронил: «А ведь как бы здорово получилось: Есенин и Шаляпина... А?.. Жениться, что ли?..». Он уже понимал, что поспешил с браком, и теперь примеривался к более звучным, чем Райх, брендам, способным осветить его, еще не слишком известное, имя лучами чужой славы. Сначала примерил имя Шаляпина. Скоро пришёл черед таких имен как Айседора Дункан и Софья Толстая.

На какое-то время Райх находит приют в доме матери и ребенка на Остоженке. Это был сложный период в ее жизни - болели дети, чудом выжила сама Зинаида. Сначала были некоторые попытки наладить отношения с мужем, но прошлое так и не вернулось. Зинаида Райх с детьми переезжает в Орел и 5 октября 1921 года получает официальный развод с Сергеем Есениным.

Но сильная духом женщина, даже оставшись одна с двумя детьми, не пала духом, а нашла свою дорогу. Вскоре Зинаида Райх снова в Москве, где становится студенткой Государственных экспериментальных театральных мастерских, которые возглавлял тогда один из знаменитейших режиссеров Всеволод Мейерхольд. Его называли вождем «Театрального Октября».

Рядом с ним всегда было много талантливой молодежи и Зинаида, постоянно находясь в этом милом артистичном мире, вскоре совсем «оттаяла душой» и потянулась навстречу людям.

Нетрудно догадаться, что молодая, красивая и способная ученица сразу же покорила сердце мастера. Мейерхольд был старше ее на 20 лет, и это обстоятельство сразу же предопределило особый характер их взаимоотношений. Зинаида Райх стала вторым - вместе со сценой - смыслом его существования.

Вскоре Мейерхольд не только женится на Райх, но и усыновляет ее детей. Он ушел к ней от женщины, с которой прожил всю жизнь. Они познакомились еще детьми, поженились во время студенчества, и жена поддерживала его в горе и радости - к тому же у них было три дочери. Но он поступил в духе своих представлений о долге, ответственности и мужском поступке: отсек прошлую жизнь и даже взял новую фамилию: теперь его звали Мейерхольд-Райх. Они стали одним целым, и он должен был создать ее заново - ей предстояло сделаться великой актрисой. И любовь и режиссерский гений Мастера совершили чудо. Но это имеет отношение к истории театра, а не к малой, частной истории, шедшей своим чередом.

Всеволод Эмильевич страстно любил молодую жену и всю жизнь ревновал её. Ведь в её жизни снова появился скандальный поэт. Блудный отец являлся в дом Мейерхольдов, мог среди ночи потребовать предъявить детей. Но мало этого: Есенин стал встречаться с Райх на стороне...

Остережемся осуждать Зинаиду Николаевну за эти встречи. Будучи от природы натурой эмоциональной, в отношении Есенина она просто не владела собой. Это была хроническая болезнь вроде наркозависимости. В его отсутствие недуг едва теплился, но с появлением белокурого херувима разгорался с невиданной силой. А потом было 23 декабря 1925 года: ночной звонок, отчаянная истерика узнавшей о самоубийстве Есенина Райх и спокойные хлопоты Мейерхольда, приносившего ей воду и мокрые полотенца. На похороны они поехали вместе, мать Есенина крикнула ей у гроба: «Ты виновата!». От потрясения Райх отходила долгие годы.

Рискнём предположить, что любила она обоих, хотя и по-разному. Есенина - темно и одержимо. Мейерхольда - ясно, радостно и благодарно. Придя с репетиции, могла заявить на весь дом: «Мейерхольд - бог!» И тут же отчитать свое божество за мелкую бытовую провинность. Она стремилась освободить его от домашних забот, чтобы Мастер мог всецело принадлежать творчеству. Он же, в свою очередь, доверял ее эстетическому чутью, часто советовался относительно эскизов к спектаклям.

На сцене Мейерхольд был и бог и царь, в доме же все было наоборот - главную роль там играла Зинаида. В 1928 году Райх и Мейерхольд переезжают в кооперативный дом, построенный известным архитектором Рербергом в Брюсовском переулке, близ Тверской. Именно сюда на дружеские и интеллектуальные беседы и вечеринки часто захаживали известные поэты, писатели, композиторы, художники, военачальники, академики и даже звезды западной культуры. Андрей Белый, Илья Эренбург, Борис Пастернак, Юрий Олеша, Дмитрий Шостакович, Сергей Прокофьев, Сергей Эйзенштейн, Кузьма Петров-Водкин, Петр Кончаловский, Николай Вавилов - этот список можно продолжать до бесконечности. Мейерхольд любил окружать себя талантливыми людьми, поэтому в их квартире всегда царила атмосфера высокой духовности и артистизма, которая положительным образом сказалась на формировании будущей актрисы Зинаиды Райх.

Как актриса она дебютировала на сцене, выступив в роли Аксюши в спектакле Островского «Лес». Это событие произошло 19 января 1924 года в ГосТИМе на Триумфальной площади. Потом последовали другие роли, среди которых одна из лучших - городничиха из «Ревизора».

Когда Мейерхольдовский театр выехал на гастроли в Германию и Францию, публика и критика единодушно отмечали сценическое обаяние и мастерство Зинаиды Райх, которая вскоре стала ведущей актрисой в театре, оттеснив на задний план другую примадонну труппы - Марию Бабанову. Райх была красива, заметна, умна, деятельна и честолюбива и скоро заняла видное положение при Мейерхольде, став верной помощницей Мастера. Мария Бабанова тоже любила Мейерхольда, но молча, боясь открыто сказать о своих чувствах. Каждый день видеть счастливую соперницу ей было не по силам и 24 августа 1924 года газеты сообщили об уходе Марии Бабановой из театра Мейерхольда.

Зинаида Райх стала примой театра, но это устраивало далеко не всех и вызвало волну критики, появились ругательные рецензии. А московские сплетницы постоянно судачили о нарядах Райх, обсуждая ее «баснословно дорогие туалеты», причем не только сценические, но «жизненные». На самом деле Зинаида Райх одевалась весьма скромно и недорого, не прибегая к услугам знаменитых портных. Просто она хорошо знала свой стиль и тщательно обдумывала свои наряды, особенно вечерние и для дипломатических приемов. И все же критические стрелы летели в Райх со всех сторон и, несмотря на ее блистательную игру, вскоре светлая полоса для спектаклей Всеволода Мейерхольда заканчивается, над театром нависают тучи непонимания, Мастера начинают обвинять во всех смертных грехах, требуя от него покаяния и самобичеваний. Мейерхольду - единственному из народных артистов России - не дали звания народного артиста СССР. Затем его отстранили от руководства строительством нового здания для его театра, и это уже было предвестием большой беды. Семья чувствовала ее приближение.

Главная же заслуга Мейерхольда перед женой состояла не в том, что он защищал ее профессиональную репутацию. Не в том, что усыновил детей и обеспечил им чувство дома. Не в том, что из беспомощной дебютантки сделал хорошую актрису, познавшую горячий зрительский восторг. Главное заключалось в том, что он подарил ей долгие годы душевного здоровья, защитив от болезни, которая настигла ее в юности и рецидивы которой проявились лишь через полтора десятилетия - спровоцированные газетной травлей Мейерхольда и закрытием театра.

Еще в 26 лет, в начале 21-го, Райх пережила каскад недугов: брюшной тиф, волчанку, сыпной тиф. Затем появились симптомы отравления мозга сыпнотифозным ядом. Такие интоксикации обычно приводят к буйному помешательству (а у Зинаиды Николаевны было чередование нескольких маний). Мейерхольд знал, что для излечения надо за-грузить Райх интересной работой и оберегать от волнений. Чем и занимался на протяжении всей совместной жизни. Именно ему следует записать в заслугу, что если Райх и вспоминала о психиатрической больнице, где побывала в молодости, то... с юмором.

Однако в безумном 37-м, после запрета двух подготовленных к премьере спектаклей, на фоне разворачивающейся в прессе кампании борьбы с «формализмом», когда до закрытия театра Мейерхольда в январе 38-го оставалось всего ничего, психика Зинаиды Николаевны не выдержала.

Первый приступ помрачения случился в Питере. Она билась и кричала, что пища отравлена; запрещала близким стоять против окна, опасаясь выстрела; ночью вскакивала с воплем: «Сейчас будет взрыв»; полуодетая, с нечеловеческой силой рвалась на улицу... Врачи не знали, что делать, советовали отдать ее в психушку. Но Мейерхольд не отдал, и правильно сделал. Рассудок вернулся. Но жить Зинаиде Николаевне оставалось чуть больше года.

7 января 1938 года Зинаида Райх в последний раз вышла на сцену в роли Маргариты Готье в спектакле «Дама с камелиями» и... разрыдалась. Дальше - репрессии, аресты, допросы. 20 июня в Ленинграде был арестован Всеволод Мейерхольд. Будущего врага народа посадили в спецвагон и, проведя осмотр на «загрязнения и вшивость», под усиленным конвоем отправили в Москву. Через несколько дней начались допросы. Они шли днем и ночью. Уже через неделю следователи добились весьма ощутимых результатов: Мейерхольда вынудили написать собственноручное заявление самому Берии: «Я старался подорвать основы академических театров. Особенно сильный удар я направлял в сторону Большого театра и МХАТа, и это несмотря на то, что они были взяты под защиту самим Лениным...». 2 февраля 1940 года Мейерхольд был расстрелян. Возможно, его жизнь так трагически завершилась из-за ее истеричности. После того как театр Мейерхольда закрыли, она написала письмо Сталину и везде кричала, что ее мужей травят: сперва затравили Есенина, а теперь уничтожают Мейерхольда.

После ареста мужа Зинаида Райх осталась одна - дочь Татьяна с годовалым сыном жила в это время на даче в Подмосковье, а сын Константин уехал в Рязань на родину Сергея Есенина.

Накануне Зинаида Николаевна была крайне возбуждена и говорила, что сделала большую глупость, написав письмо Сталину. В ночь на 15 июля 1939 года она была зверски убита двумя неизвестными в собственной квартире. Все вещи в доме остались целы. Последними словами Зинаиды Николаевны в машине были: «Не трогайте меня, доктор, я умираю». По пути в больницу Райх скончалась от потери крови. Ей было нанесено восемь ножевых ран в область сердца и один - в шею. Похороны актрисы были более чем скромными. «Сверху» пришло указание не привлекать к ним внимания, а артист Москвин сказал отцу погибшей: «Общественность отказывается хоронить вашу дочь». Упокоилась Райх на Ваганьковском кладбище.

Вот и все о судьбе одесситки Зинаиды Райх - необычной женщины, у которой была своя особенная женская стать; необычной актрисы с «говорящими глазами» и неподражаемым умением не ходить, а «плыть» по сцене; роковой подруги двух великих Мастеров.